жизнь вёл двойную жизнь». Какую двойную жизнь? Это значит,
он всю жизнь там служил и доносил на людей. Так, что ли, это
надо понимать? И за всё время стало известно, что вот она и
Вольпин, то есть два таких человека, которые на всех углах… С
ними страшно было разговаривать просто. Понимаете? Ну это же
просто бред какой-то. Я со многими говорила (с теми, которые
меня пытались убедить). Все говорили так: «Вот Верочка точно
знает, она точно знает». Можно подумать, что всем этим лицам,
которые утверждают это – им, может быть, из КГБ звонили и
сообщили. Откуда у них эти сведения? Понимаете, какая же
дьявольская энергия у этой женщины – полвека клеветать на
человека (на любого человека клеветать – это грех), а тут это
вообще, на такого гениального человека. Не знаю, как это
назвать. Мне кажется, всё-таки после такой статьи надо подавать
в суд. Мне кажется. Ну, семья не хочет – вот она пострадала, вот
она старая женщина. Я говорю об этом, потому что я считаю, что
я имею право об этом говорить. Во-первых – я сама старая
женщина, во-вторых, мой отец отсидел 10 лет, и его после этого в
Москву не пустили, ему не разрешили даже повидаться с семьёй.
Он тайком один раз приезжал и должен был уехать. А Веру всё-
таки, ну конечно, слава богу, что её пустили в Москву, и что она
работала по специальности, слава богу. Понимаете, я считаю, что
я имею право это сказать, потому что я сама пострадала от этого.
Сначала я лишилась отца, хорошего, очень доброго человека, а
потом я из-за Лены...
Я хочу сказать, что есть такая музыка, которая, сколько бы я ни
слушала, я не могу слушать без слёз. Это песни Шуберта, это
какие-то песни Шумана, Брамса, это Шестая симфония
Чайковского и романсы поздние Чайковского, это Малера
(«Песнь о
заплакать) и это музыка Локшина. Это тоже такая музыка,
которая не оставляет меня равнодушной, и я знаю, что не только
я так реагирую, но ещё есть у меня знакомые музыканты,
которые тоже так говорят.
Я могу только сказать, что я очень рада и счастлива тем, что я
была знакома с таким человеком, что я у него училась и чему-то,
видимо, научилась – и что я была с ним дружна вот в течение
всей его жизни, и что он очень поддержал Лену – что было очень
важно и для неё, и для меня, и я ему очень благодарна.
…Понимаете, меня тоже удивляет, что многие композиторы
поверили [Вере Прохоровой насчет Локшина]. Ну почему не
поверить? Это же так проще думать. Он зависть вызывал, потому
что многие композиторы, написав свои сочинения, не могли даже
свои сочинения играть по партитуре. А он чужие сочинения
играл. Это, конечно, могло не нравиться.
Я думаю, что это, конечно, советская [черта]… и человеческая
тоже, потому что зависть везде есть, клевета везде есть, а
советская – это там, где не давали ему писать. Ведь когда он
писал «Мать скорбящую» [1977] – вы знаете, это ведь сочинение,
написанное на Реквием Анны Ахматовой. Это же запрещенное