служебная информация не должна распространяться между сотрудниками. Поэтому наше общение не приветствуется. Кроме того, сговор брокеров противозаконен. Вы ведь должны об этом знать.
– Тогда почему вы пошли с ней в тот роковой день в ее кабинет?
– Она попросила меня, сообщив, что у нее имеется срочная информация для господина Такера. И я, получив разрешение, отправилась с ней за этим письмом.
– Она дала вам письмо?
– Нет. Нам было не до него. Когда мы шли по коридору, было тихо. Затем она открыла дверь своим ключом и вошла в приемную, в которой никого не оказалось. Госпожа Чжан объяснила мне, что господин Цзин работает в своем кабинете. И в этот момент прозвучал выстрел. Сначала мы даже не поняли, что случилось. Затем госпожа Чжан вбежала в кабинет своего патрона и закричала. Тогда я тоже осмелилась туда заглянуть и увидела страшную картину. После этого мы сразу позвонили в полицию. Но я не ушла, а осталась в коридоре, понимая, что сотрудники полиции захотят меня допросить. Так и получилось. Я рассказала обо всем, что с нами произошло.
– А потом вы получили письмо господина Такера.
– Да, получила. Это было обычное приглашение на очередную презентацию иностранной компании. Мы часто получаем такие приглашения, но туда обычно ходят помощники, а не сами брокеры. У них просто не остается времени на подобные визиты.
– Вы не помните, какая именно компания приглашала вашего босса?
– Он не пошел, – быстро ответила Айминь, – но это была компания по производству спортивной одежды. Она разместила часть акций на нашей бирже и традиционно пригласила на презентацию своей компании всех зарегистрированных брокеров.
– Часто до этого случая госпожа Чжан приходила в ваш офис?
– Один раз. Принесла нам какое-то письмо. Повторяю – у нас не принято ходить по кабинетам. Это навевает на мысль, что вы пытаетесь шпионить или узнать о том, какие акции сего-дня будут продавать или покупать другие брокеры. Поэтому присутствие посторонних вызывает негативную реакцию.
Дронго посмотрел на Лоусона, словно разрешая задать ему вопрос.
– Почему вы ушли? – спросил Лоусон, – у вас же наверняка есть курьеры, которые разносят письма?
– Я получила разрешение господина Такера, – пояснила женщина, – мы в это время обедаем в соседнем ресторане. Но я часто отказываюсь от обедов, чтобы не перегружать организм лишними калориями. Я пью зеленый чай и не хожу на ланч. Поэтому и пошла вместе с госпожой Чжан.
– Она знала о том, что вы не ходите на ланч? – уточнил Лоусон.
– Думаю, что знала, – удивилась Айминь, – я не скрывала, что пытаюсь похудеть.
Лоусон больше не стал задавать вопросов. Дронго обратился к женщине:
– Еще раз прошу вас держать наш разговор в абсолютном секрете. Вы должны знать, как болезненно реагирует биржа на любое вмешательство сотрудников Министерства финансов в работу ваших брокеров. Именно поэтому мы ограничились вопросами о вашей дружбе с госпожой Чжан и самоубийстве господина Цзина, чтобы не задавать вам вопросов о деятельности вашего непосредственного руководителя господина Такера.
– Я это поняла, – кивнула Айминь, – конечно, я никому не буду рассказывать о вашем визите.
– До свидания. – Дронго первым вышел из лимузина и протянул руку женщине. Дождь уже перестал, и она, не раскрывая своего зонтика, быстро пробежала к своему дому.
«У нее действительно толстоватые ноги и низкий зад, – неожиданно подумал Дронго, глядя вслед спешившей женщине, – наверное, мистеру Такеру нравятся молодые женщины с подобным строением тела».
Он уселся в автомобиль и спросил у Лоусона:
– Куда мы едем ужинать? Выбор за вами. Я почему-то убежден, что вы неплохо знаете Нью-Йорк, иначе вас просто не отправили бы вместе со мной. Или пусть госпожа Луань предложит, она все-таки американка, – обратился он к Вирджинии.
– Я знаю неплохой итальянский ресторан. – Лоусон назвал адрес водителю и уже затем обратился к Дронго: – Я не понимаю – это невероятная интуиция или вы действительно гений, умеющий мгновенно просчитывать все варианты?
– Конечно, гений, – усмехнулся Дронго, – разве другому доверили бы члены вашего клуба это расследование?
Глава десятая
Вечерний ужин оказался действительно превосходным. Они позволили себе выпить бутылку красного вина. Вирджиния не прикоснулась к спиртному, объяснив, что у нее аллергия на спиртные напитки.
– Идеальная болезнь для настоящих телохранителей, – пошутил Дронго.
В отель они вернулись к одиннадцати вечера.
Утром за завтраком Лоусон спросил, что именно они будут делать сегодня.
– Навестим госпожу Чжан и проверим заключение патологоанатомов, – сказал Дронго.
– Вы считаете это простой задачей? – удивленно спросил Лоусон. – Каким образом вы собираетесь это проверить? Трюк с сотрудниками Министерства финансов годится для перепуганного секретаря, которая впервые в жизни увидела убитого человека, но никак не для профессиональных врачей, которые ежедневно занимаются вскрытиями. Они потребуют документы и поинтересуются, почему должны давать вам отчет по этому делу. А если они были заинтересованы в том, чтобы подделать результаты патологоанатомического вскрытия, то вам тем более ничего не расскажут. Это уголовное дело, за которое они могут лишиться медицинской лицензии и даже попасть в тюрьму.
– Заключение подписано профессором Айзеком Рутенбергом, – напомнил Дронго, – ночью я покопался в Интернете. Это светило первой величины. Он не станет подписывать липовый протокол вскрытия.
– Тогда вы противоречите самому себе, – удивился Лоусон, – вы считаете, что брокера либо убили, либо довели до самоубийства. А в то же время говорите, что протокол вскрытия не может быть фальшивым, так как его подписал такой известный врач, как Айзек Рутенберг. Тогда нет логики. Если брокер Цзин Фенчуж действительно был онкологическим больным, то тогда все правильно. Но если он не был болен, то тогда Рутенберг выдал заведомо фальшивый протокол, во что вы не верите.
– Именно это противоречие я и хочу понять, – признался Дронго, – в деле есть заключение лечащего врача брокера, который дал свидетельские показания, что Цзин Фенчуж никогда не жаловался на боли в желудке или печени. Но там указано, что у него рак поджелудочной железы. Насколько я знаю, это один из самых опасных видов онкологии, так как протекает незаметно и когда человек узнает об этом диагнозе, его обычно уже нельзя спасти.
– Его лечащий врач не знал об этом диагнозе, а он знал? – спросил Лоусон.
– Возможно, знал. Этнические китайцы, даже американские граждане, отличаются от других американцев. Если в традициях этой страны не скрывать от больного и его родственников страшный диагноз, с которым человек обязан бороться, то у китайцев не принято выставлять свои болячки на всеобщее обозрение, тем более сообщая об этом своей жене и детям. А ведь лечащий врач обязательно сообщил бы об этом его семье. Может, наш брокер не хотел пугать свою семью и именно поэтому пошел на такой риск, сыграв на понижение золота в интересах какого-то конкретного клиента. Я не утверждаю, я просто размышляю…
– Он прав, – неожиданно вмешалась Вирджиния, – китайцам свойственна замкнутость и скрытность в подобных вопросах.
– Тогда что мы расследуем, – окончательно разозлился Лоусон, – если брокер действительно был болен и покончил с собой? Тогда все правильно и нам здесь делать нечего.
– Это не совсем так, – возразил Дронго, – сначала нужно все проверить и убедиться в справедливости этой версии. Или ее противоречивости. Кроме Рутенберга, там есть еще одна подпись, доктора Раджива Синга, очевидно, ассистента Рутенберга. Поэтому мне очень интересно для начала побеседовать именно с ним. Вы послали запрос на досье тех людей, о которых мы говорили?
– На «великолепную семерку»? – вспомнил Лоусон. – Конечно, я передал вашу просьбу. Завтра у нас будет их досье. Нам его привезут прямо в отель.
