ревность. На что еще он готов пойти ради рыжеволосой загадочной красавицы?
К сожалению, в силу известных причин телефонные звонки предмету его бурного интереса отпадали. Он готов был использовать почтальона в качестве переводчика, но того уже не было дома. И сейчас, ведя важный допрос, инспектор втайне мечтал поскорее отделаться от служебных обязанностей и по пути в участок попытаться встретиться с Джулз. Инспектор протяжно вздохнул, вызвав недоуменные взгляды собравшихся, и продолжил допрос.
– Мистер Янг, – обратился он к следующему из присутствующих, но тут у мистера Янга зазвонил телефон.
Стив Янг с удивлением взглянул на дисплей и, заметив любопытные взгляды окружающих, сдержанно проговорил:
– Да? – Лицо его ничего не выражало, и все тактично отвернулись. – Нет, ничего страшного. Не стоит ничего предпринимать, – после некоторой паузы проговорил он. – Да, мы действительно хорошо знакомы. – Снова пауза. – Всего хорошего. Благодарю за звонок.
И он вопросительно взглянул на инспектора.
– Мистер Янг, расскажите, как вы провели сегодняшнюю ночь.
– Я был на концерте в Дареме. Приехал туда сам. Около десяти. Может, чуть позже. Уехал из клуба в начале второго и сразу отправился домой. В холле никого не встретил. Прошел сразу к себе. Немного почитал и лег спать. Все.
– Благодарю. Мистер Кук.
Лицо инспектора обратилось к историку, скромно жавшемуся на краешке кресла в стороне от остальной компании. Выглядел он бледным и напряженным. Невысокого роста, темноволосый и худощавый, он сидел, скрестив ноги под креслом, вжав голову в плечи и засунув руки в карманы длинного свободного жакета. Похож он был на напуганного взъерошенного воробья. И явно чувствовал себя не в своей тарелке.
Нервозность историка была непонятна. Разве что у него имелись собственные причины для волнения.
– Я работал допоздна. Около одиннадцати ушел к себе. Больше не выходил.
Инспектор кивнул. У него в офисе лежал план дворца. Около четырехсот комнат. Не один десяток лестниц, коридоров, дверей, ведущих на улицу, в крайнем случае дом всегда можно покинуть, воспользовавшись окном. Каждый из якобы «мирно» спящих жителей Гарта мог спокойно оставить собственные апартаменты и беспрепятственно выйти в парк. И так же вернуться, никем не замеченным. Будем надеяться, на трупе остались какие-то улики, или участок вокруг трупа поможет что-то прояснить. Иногда самая несущественная деталь дает ключ к раскрытию всего преступления. Инспектор взглянул на часы, они показывали начало третьего.
Все утро он просидел на совещании у начальства, потом отправился в Гарт. Ни минуты на личную жизнь! Надо как можно скорее сворачиваться и ехать в деревню. Не то Джулз снова куда-нибудь ускользнет. Эта проблема занимала его куда больше, чем следовало бы. Инспектор взглянул на подозреваемых и поднялся.
Глава 31
Поспешил
Сэр Патрик, маркиз Аннандейл, брел по залитому луной парку. Он любил лето. Эта любовь была лишена лирических отступлений. Просто летом было тепло. И даже старый сырой дом становился менее мрачным и отвратительным.
Последнее время сэра Патрика стали посещать странные видения. Даже не видения, а… Он боялся произносить это, но то, что с ним происходило в последнее время, больше всего напоминало признаки надвигающегося безумия.
Всю свою жизнь он считал себя скептиком и циником. Такая жизненная позиция его вполне устраивала, к тому же казалась изысканно утонченной. Но нищему трудно сохранять утонченность, цинизм превращается в озлобленность, а скептицизм в безнадежность. Он попал в капкан собственного глупого заносчивого высокомерия. Лет пятнадцать-двадцать назад, когда закончились последние средства, он мог воспользоваться предложениями немногих друзей и найти работу. Или продать поместье, сдать его в аренду, да мало ли существует способов удержаться на плаву. Но он впал в какое-то ожесточенное упрямство, словно решил наказать своих более успешных приятелей видом собственных бедствий. Разыграв перед ними драму нищеты и падшего величия. Идиотская затея. Он просто растерял всех друзей. Остался только Ник. Всем быстро наскучили его вызывающее поведение, злобные, завистливые выпады, убогое ерничанье.
Ник единственный относился к нему с ангельским терпением. И вскоре сэр Патрик превратился во что- то среднее между придворным шутом и приживалой при дворе великолепного и неотразимого соседа, могущественного соседа, сюзерена. Он быстро сжился с этой ролью и, к собственному удивлению, даже находил в ней некоторое удовольствие. Но не это сводило его с ума.
Дом. Дом, из-за которого он потерял большую часть своих средств, который он пытался сохранить, движимый аристократической гордостью и высокомерным снобизмом. Дом, который был причиной и свидетелем его падения, вдруг ополчился на него.
Хелиат-Хаус, ветхий и опустившийся, как и его хозяин, вдруг объявил ему войну. Он стал душить его по ночам, окутывая зловонным туманом, полным шорохов и звуков. Призраки не давали ему заснуть, набрасываясь на него, словно стая падальщиков, стоило ему сомкнуть веки. Когда он бодрствовал, дом глядел на него темными пустыми пятнами, заменившими картины и гобелены. Сэр Патрик стал думать, что дом решил выжить его, избавиться от своего жалкого, никчемного обитателя. Спастись и вернуть себе былое величие или погибнуть отмщенным, сведя с ума и отправив в могилу виновника своих бед.
Сэр Патрик стал бояться его. Особенно страшно ему становилось по ночам. И теперь, обессиленный, озлобленный и напуганный, он бродил ночами по Гарту, стараясь держаться подальше от мертвых слепых окон-глаз Хелиат-Хауса. Впрочем, они не были мертвыми, в том-то все и дело.
Даже здесь, среди ухоженных лужаек и изящных павильонов Гарта, сэр Патрик чувствовал спиной ледяное дыхание, настигающее его сквозь ночную тьму и густую рощу, раскинувшуюся между двумя поместьями.
Он ужасно устал и надеялся сегодня вздремнуть, устроившись на старой парусине в лодочном сарае. Теперь он часто здесь ночевал, окончательно превратившись в бездомного нищего бродягу.
И хотя сэр Патрик все еще оставался собой и при свете дня возвращался под сень своих предков, и злобно смеялся над жалкими попытками этой древней развалюхи извести его, но все же с каждым днем страх перед домом все увеличивался. Вселяя не только безумие в его одичавшую одинокую душу, но холодный щемящий страх. Дикий и суеверный. А это было еще страшнее. Теперь он все время прислушивался к себе и своим мыслям, то и дело впадая в мрачную задумчивость, замолкая на полуфразе, глядя перед собой пустыми, мертвыми глазами.
Апон-Тайны уже несколько раз настойчиво предлагали ему перебраться в Гарт, а Адам посматривал пристальным, профессиональным взглядом. Под этими взглядами сэр Патрик хорохорился, храбрился и всячески демонстрировал свою обычную агрессивную колючесть. Все еще не желая сдаваться. Но силы с каждым днем покидали его, их оставалось все меньше. И он знал: либо предательская слабость возьмет верх, либо он окончательно простится с рассудком. Что предпочесть, он пока не выбрал.
Сэр Патрик брел по высокой сочной осоке вдоль берега большого, похожего на волшебное зеркало пруда, не обращая внимания на царящее вокруг дурманящее великолепие теплой июльской ночи. Ни россыпи звезд, отражающиеся в черной сверкающей воде пруда, ни искорки светлячков в серебристой, залитой лунным светом траве не трогали его ссохшееся сердце. Он привык воспринимать окружающий мир как декорацию к собственной неотразимой персоне, к пьесе своей жизни, он делал это с почти младенческим эгоистичным максимализмом.
Не дойдя до сарая двадцати шагов, он услышал чьи-то приглушенные голоса. Сэр Патрик любил чужие тайны. На них всегда можно нажиться. Апатии и выматывающего страха как не бывало. Он встряхнулся и напряженно вытянулся в струну, как легавая на охоте. Его шаги стали тише и осторожнее. Дыхание почти беззвучным, а четыре чувства замерли, уступив место лишь слуху.
Говорившие были мужчинами. Это немного огорчило маркиза, больше всего прибыли и меньше всего хлопот приносили любовные интрижки. Но все же сэр Патрик, не теряя надежды, прислушался, пытаясь
