— Меня теперь расстреляют, да?
Я уже приготовилась процитировать ему: «Увы, ждет смерть злодея… И сколько весит этот зад — узнает эта шея», но что-то в его глазах заставило меня остановиться.
И в груди шевельнулась жалость к этому потомку славного рода. Несмотря на тень Татьяны Дорофеевой.
Мы благополучно добрались до Тарасова — Володя и я в машине Воронова, а Пенс на своем байке.
Ларчик открыл дверь, перепуганный и удивленный.
— Что… — начал он с порога читать мне нотацию.
Я поморщилась. Нет, похоже, меня сюда взяли в качестве «девочки для битья»!
— Ничего, — безмятежно улыбнулась я. — Вернулись с вечерней прогулки… Здорово прогуляться под дождем ночью!
С этими словами я попробовала пройти в кухню, но Лариков задал очередной идиотский вопрос:
— А почему он связан детскими прыгалками?
Воронов рассмеялся. Конечно, теперь, когда я спасла его дурацкую, никчемную жизнь, можно и повеселиться!
— А он не хотел принимать участие в нашей прогулке. Знаешь, Лариков, чего я больше всего не люблю?
Он взглянул на меня с плохо скрытым раздражением.
— Работать, — брякнул этот нахал.
— Нет, работать я, конечно, тоже не люблю, но куда больше я не люблю, когда в людях отсутствует романтика!
Справедливо рассудив, что все, что могла, я уже сказала, остальное пусть рассказывает Воронов, я кивнула Пенсу, и мы прошли на кухню, где в полном молчании наслаждались кофе и теплым уютом.
Когда я зашла в комнату, Володя сидел, уставясь в одну точку.
— Почему вы убили Татьяну Дорофееву, Володя? — бестактно интересовался у него Лариков.
Бедный Володя вскинул на него удивленные глаза. Мне даже показалось, что сейчас он спросит, кто такая Татьяна Дорофеева, и будет вполне искренен, потому что он и вправду это, кажется, забыл.
Но Володя решил, что удивлять так удивлять, и ответил совершенно потрясающе:
— Она не хотела, чтобы у меня был брат. Я ее не любил. И она не любила мою бабушку.
Не знаю, как Ларчик, но я почувствовала себя бесконечно уставшей.
— А Солнцев? Он тоже вам мешал воссоединиться с братом?
— Какой еще Солнцев?
Я положила перед Ларчиком свой «уоки».
— Что это? — недоуменно посмотрел он на меня.
— Чистосердечное признание. Правда, подслушанное, — сказала я.
Ларчик попытался вслушаться в тихое хрюканье и поморщился.
— Принеси магнитофон, — попросил он. — Может, я тогда что-то разберу?
Я принесла. Сквозь капли дождя, которые почему-то получились почти идеально, нам удалось услышать голос:
— Может быть, ты станешь меня шантажировать, как твой напарник Солнцев? Так я сразу понял, что его купила моя дорогая тетушка! Поэтому ты рискуешь закончить свою жизнь, как он! Размозжу тебе голову, будешь знать…
Я посмотрела на Володю. Он сидел, беззвучно шевеля губами. Как же он должен сейчас меня ненавидеть, почему-то подумала я.
— Что вы искали в моем офисе? — не унимался Лариков.
— Где? — не понял Володя.
Я не удержалась от тихого смешка.
— Ну, здесь, — обвел глазами Ларчик свою халупу.
— А-а… Это офис? — продолжал недоумевать Володя.
— Неважно, — стыдливо покраснел Ларчик. — Что вы тут искали?
— Завещание бабушки. Где-то ведь оно должно быть. Я должен был его уничтожить, чтобы все досталось только нам с Никитой…
— С Никитой? Вы так хотели поделиться именно с Никитой? — удивился Лариков.
— Конечно, — вскинул на него глаза Володя. — Ведь он мой брат. Я должен был с ним делиться. Бабушка хотела, чтобы я был приличным человеком…
Домой я пришла уже глубокой ночью. Мама не спала.
— Саша? Ты опять будешь мне врать про работу?
— Нет, — сказала я, стаскивая с себя насквозь промокшие джинсы. — Не буду. Мы с Пенсом просто катались по ночному шоссе и немного забыли про время. Ты же знаешь, ма, что молодость граничит с легкомыслием.
— Глядя на тебя, моя дорогая, мне иногда кажется, что молодость и легкомыслие — синонимы, — сурово ответствовала мамочка.
Я вздохнула и предпочла с ней согласиться.
— Особенно в моем отдельно взятом случае, — проворковала я.
Как же мне хотелось спать!
Тем не менее я достала черную тетрадку и, удобно устроившись на подушках, приступила к чтению истории любви.
«Сегодня впервые осталась одна. Тебя больше нет… Я сижу и слушаю нашу любимую песню. «Странники в ночи»… Теперь я осталась одна. Странница в ночи».
Я закрыла дневник и задумалась.
О красавце Потоцком. О юной Тонечке Карниловой. Об их встрече, грусти, радостях и — великой печали.
Как жаль, что она так и не стала обладательницей огромного состояния!
Или — все-таки стала? Ведь, как сказал один из Потоцких, есть ли что-нибудь больше, чем любовь?
