Просто у него поразительное ощущение времени, говорит, армейская привычка, не раз жизнь ему спасала. Хотя это, конечно, не он говорит, это его друзья рассказывали, однополчане. Сам Виктор о службе своей ничего не рассказывает.
Минут на пять опоздает Роман, ворвется, как вихрь, взъерошенный, с горящими глазами. За ним появится Марина, не спеша, полная достоинства, она поздоровается со всеми и примется варить кофе и щебетать о чем-нибудь, где-то услышанном или увиденном вчера по телевизору. Маринка прямо больна этим агрегатом, ни минуты, ни секунды без телевизора. Она первым делом, как приходит домой, включает проклятый ящик. Ест, спит, работает и все под сурдинку. Ее ужасно напрягает, что на их коммунальной кухоньке места мало, а то она и там бы телевизор поставила: готовила бы и смотрела.
А пока у меня есть целых полчаса свободного времени, и провести их нужно с пользой. Вот только с какой именно? Я заглянула в ящики стола, доверху набитые всякими бумагами, которые давно пора разобрать. Начну прямо сегодня, с верхнего. Я выдвинула ящик и высыпала его содержимое на стол. Чего тут только не было: адреса и телефоны, наспех нацарапанные на клочках бумаги, визитные карточки, супернавороченные и попроще, годовой отчет за прошлый год, статистика, пара дамских журналов, начатая пачка сигарет, упаковка жвачки без сахара, битые компьютерные дискеты. Давно пора их выбросить, да все руки не доходят. Поздравительные открытки от людей, чьи фамилии мне ничего не говорят. Вот, например, открытка какой-то фирмы по продаже чего-то. Ясно, рекламная акция.
«Уважаемая Ольга Юрьевна, поздравляем вас с праздником весны. В этот день вам просто необходимо посетить наше предприятие, представителя известной канадской косметической фирмы…»
Размечтались! Я разорвала открытку пополам и выбросила в мусорное ведро. Туда же полетели все остальные ненужные бумаги. Сколько мусора скапливается, сколько лишних бумажек. Можно было сохранить внушительный кусок тайги.
А это что такое? Я наткнулась на клочок бумаги, написанный неровным, еще детским почерком Ромки: «Звонил какой-то Капралов, интересовался, как идет дело о гибели профессора». Тьфу ты, интересно, когда Сережа звонил? У меня из головы вылетело, что я обещала держать его в курсе расследования о заказном убийстве профессора. Даже обещала в разделе «По следам преступления» написать, как идет расследование. Стыдно, стыдно своего слова не держать. Но, честное слово, меня исчезновение Вассермана выбило из колеи. Я и не заметила среди бумаг, которые лежали на моем столе, этой записки.
Заглянула в блокнот, чтобы уточнить, кто ведет дело, фамилия следователя была мне незнакома. Я набрала номер, записанный напротив фамилии следователя.
— Добрый день, могу ли я поговорить с Родионом Дмитриевичем Горных? — спросила я.
— Слушаю вас внимательно, — ответил мне приятный мужской голос.
Воображение уже нарисовало этакого киношного красавчика-супермена, героя-следователя.
— Я главный редактор газеты «Свидетель», Ольга Юрьевна Бойкова. Хотелось бы узнать, как идет следствие об убийстве Карташева, профессора университета. Можно я подъеду и задам вам пару вопросов? Ведь читателей нашей газеты интересует ход следствия.
Родион Дмитриевич помедлил с ответом, вероятно, он боролся с желанием послать меня подальше, наконец я услышала:
— Подъезжайте сегодня, часа через два, я вам выпишу пропуск.
— Благодарю вас, приятно в лице стража порядка встретить такую любезность и понимание, — подсластила я пилюлю.
Роман Дмитриевич никак не отреагировал на мои попытки установить контакт, сухо попрощался и положил трубку.
Дверь моего кабинета скрипнула, и на пороге появился Кряжимский, я скосила глаза на часы: восемь сорок пять.
— Как вы тут вчера без меня? — спросила я Сергея Ивановича.
— Все нормально, звонки записаны, посетители учтены. Вчера опять приходила дама, разыскивающая свою собачку. Ее из милиции направили к нам, они там розыском пропавших животных не занимаются. Мы убедили ее нанять частного сыщика и даже дали адрес. Надеюсь, она больше не вернется.
Фу! Хорошо, что меня вчера не оказалось на месте, выслушивать эту странную, мягко говоря, женщину у меня просто не хватило бы терпения. За пятнадцать минут Сергей Иванович дал мне полный отчет о событиях прошедшего дня, о том, как идут дела в типографии, и удалился.
Как всегда, с сигналом точного времени на пороге редакции появился Виктор, он молча кивнул мне, одобрительно покачал головой, разглядывая Маринкино фото в рамочке, и удалился в свою фотолабораторию.
Ромка и Марина появились одновременно. Марина — мрачнее тучи, Роман — счастливый и улыбающийся.
Новая прическа была к лицу нашей секретарше, делала ее романтичный облик еще более загадочным. Только вот лицо с этой прической не гармонировало. Маринка была мрачнее тучи, на бледном лице отразились следы бессонной ночи, глаза покраснели, нос припух.
— Рома, можно тебя на минуточку, — позвала я парня, намереваясь узнать, когда звонил Капралов. Выслушивать сейчас стенания подруги я была не готова.
— Рома, когда звонил этот товарищ? — спросила я, потряхивая перед его носом запиской.
— Не помню, — честно признался он, подняв на меня свои честные глаза. — Но не вчера, это точно. Вчерашние звонки я записывал на розовеньких листочках, а этот — желтый.
— Роман, почему ты не приклеил его на доску объявлений? Сколько раз я просила: все, что касается звонков, крепить сюда.
Я подвела Ромку к небольшой доске, висящей на стене, на нее мы крепили важные сообщения и послания друг другу, а также сотрудники, страдающие забывчивостью, оставляли записи-памятки для себя. Бумажки типа: «С. И., визит к врачу, четверг, 17.00», или «О. Ю. — позвонить родителям по поводу дня рождения мамы», и прочее, и прочее. Каждую неделю мы очищали доску, а потом наклеивали новые объявления. Очень удобно и просто, если не забывать о ее существовании.
Ромка с обиженным видом, но все же сознавая, что не прав, начал возмущенно отмазываться:
— Подумаешь, забыл. Главное, что я записал и на стол положил. Между прочим, это не мои обязанности — на телефонные звонки отвечать.
Это он так, просто повредничал, на самом деле он всегда с удовольствием подменял Маринку.
— Ладно, — махнув рукой, я отпустила Рому, в принципе он был прав. — Позови мне Марину, пожалуйста.
— Марина, к шефу с вещами, — услышала я за дверью голос Ромки. — На ковер!
Марина тихо, с видом приговоренной к смерти, вошла в кабинет. От взгляда на ее унылую физиономию у меня аж зубы заныли.
— Марина, тебе не кажется, что пора брать себя в руки. Тебе, слава богу, не пятнадцать лет…
— Са-а-аша пропал, — вдруг во весь голос по-бабьи зарыдала Марина.
— Ты чего, Марина, успокойся, — произнесла я, быстро прикрывая дверь в кабинет. Хотя Маринкин рев был слышен и сквозь тонкие стены редакции.
— Я домой пришла, там запи-ииска… — рыдая, протянула она мне мокрый от слез листочек бумаги.
Твердым мужским почерком было написано: «Детка, я на время должен залечь на дно. Не хочу подвергать тебя опасности. Как только все утрясется, я дам тебе знать. Если кто-нибудь будет спрашивать обо мне, ты ничего не знаешь. Люблю. Целую».
— Ну и что ты ревешь? — спросила я, закуривая. — Все в порядке, он тебя любит и целует. Настоящий мужик, не хочет втягивать любимую девушку в свои разборки. Через пару дней объявится, и все наладится.
— Оля, его убьют, понимаешь, его же убьют! Надо в милицию обратиться. Надо что-то делать… Ему надо помочь, — рыдала Марина, не внимая доводам разума.
Я налила воды и подала истерично рыдающей Марине.
— Ну рассуди сама, с чем ты пойдешь в милицию? — поинтересовалась я. — С этой запиской? Извини,
