— Урод, душитель хренов!
— Сама виновата. Откуда я знал, что это ты? — огрызнулся Шакаленко.
— Хватит финтить, я свою визитную карточку передавала тебе в офисе.
— Можно подумать, я твою фамилию запомнил, в подпитии я был. Морду твою запомнил, а как звать — нет.
— А убегал чего? — спросила я, все еще не опуская пистолета.
— Нервы! Думал, кредиторы долги выбивать пришли.
— Ладно врать-то, я ведь там написала, по поводу чего пришла.
Шакаленко махнул рукой. Мол, чего тебе объяснять, все равно не поверишь.
— Чего надо-то? Я, по-моему, все вам вчера рассказал, больше ничего не знаю.
— Значит, так, Артем Тарасович, предупреждаю, что я заявила о вас в милицию, следователю, который ведет дело о похищении Вассермана.
Конечно же, я блефовала.
— А ты, значит, не из милиции? А ксивой размахивала, как знаменем, — усмехнулся Шакаленко. — На понт взяла. Вот дурак, купился… Ладно, я к похищению твоего Вассермана никакого отношения не имею. Был я там и правда три раза.
— А соврал почему? Учти, у меня свидетели есть, которые подтвердят, что ты трижды приходил к Вассерману, а один раз даже скандалил с ним. Колись. В любом фильме говорится, что только чистосердечное признание смягчает участь, — произнесла я, присаживаясь на подоконник.
— Пойдем в кабинет, поговорим по-человечески, стоя такие вещи не рассказывают, — проговорил он, засовывая руку в карман.
— Эй, ты не балуй, я не шучу, буду стрелять, — буркнула я, потрясая пистолетом.
— Дура, я за ключами, — ответил он, вынимая связку ключей. — У меня тут запасной аэродром, это моя забегаловка, только никто не знает об этом.
Мы прошли по темному коридору в самый конец и остановились у освещенной тусклой лампочкой железной двери. Артем повозился с замками и открыл дверь. Мы оказались в просторной комнате, окна которой выходили на пожарную лестницу, по ней можно было незаметно спуститься вниз и выйти через проходной двор на соседнюю улицу. Удобно.
В комнате стоял потертый диванчик, два офисных стула, стол, компьютер и большой сейф, выкрашенный коричневой краской.
Я уселась на диванчик. Одной рукой сжимая пистолет, другой достала из сумочки диктофон.
— Я жду объяснений, причем правдивых, — произнесла я, нажимая кнопку диктофона.
— Я действительно был там несколько раз, предпоследний мы с Вассерманом ругались. Мне нужны деньги, много денег…
Короче, я нашел покупателя на яйцо Фаберже, вернее, на то, которое было у меня. Я уже знал тогда, что это подделка, но мне очень нужны деньги. Я пришел к Вассерману и попросил, чтобы он подтвердил покупателю, что это подлинный Фаберже.
— Это же мошенничество, статья, — констатировала я, закуривая.
— Ну и что? Если со мной проделали такую штуку, почему мне нельзя?.. — огрызнулся он. — Утопающему, знаете ли, все равно, каким образом быть спасенным. Я пообещал Вассерману десять процентов от суммы, предлагал ему всевозможные варианты. А он встал в позу… Короче, у нас дело чуть до драки не дошло. Я знал, что он один раз уже такую штуку проделывал, попытался его шантажировать.
Ну, короче, он меня выгнал и сказал, что в милицию заявит. Я со злости покрушил кое-что из мебели, вот и все. Ушел я бешеный, про яйцо забыл. Вернулся на следующий день, оно мне срочно нужно было. Дверь мне никто не открывал, я толкнул, она распахнулась. Вошел внутрь, а там бардак натуральный. Нашел яйцо, я в прошлый раз видел, куда он его положил. Думал, ограбление. Ментов вызывать не стал, побоялся, что тетка, которая к Вассерману приходила, про наш скандал расскажет, меня потянут. Мне сейчас только уголовщины не хватает… Вот и все. Ничего я больше не знаю.
Да, а мне-то казалось, что я на верном пути. Самоуверенность до добра еще никого не доводила.
— Артем Тарасович, скажите, а вы ничего подозрительного не заметили, когда поднимались к Вассерману в квартиру?
— Нет, там никого не было. Это точно, никто не спускался. Я бы заметил. Правда, когда во двор въезжал, чуть с «Опелем» не столкнулся. Он как бешеный из двора выскочил. Вот и все.
— Не помните цвет? — осторожно спросила я.
— Серебристый.
Серебристый «Опель». Серебристый «Опель». Звучит как песня. Но что-то не стыкуется. Кто-то же, кроме Шакаленко, был в мастерской, точно был… А почему бабулька ничего Ромке не сказала?
— Когда вы были в мастерской? — спросила я его.
— Где-то около часа. Я когда во двор въехал, у меня радио работало. Как дверь закрывал, пропикало. Скажите, что со мной теперь будет? Меня вызовут повесткой? — спросил он.
— Не знаю. Могу только сказать, что тетрадь Вассермана милиции отдам обязательно, — бросила я, выходя из комнаты.
У меня созрела настоятельная потребность поговорить с соседкой Вассермана и узнать, почему она пропустила посетителя или посетителей Анатолия Аркадьевича. Скорее всего, их было несколько. Вассерман мужчина крупный, да и вообще неробкого десятка, так просто себя похитить не дал бы.
Еще мне не давал покоя серебристый «Опель». Я уже слышала про такую машину. Но вот где? От размышлений меня отвлекло треньканье мобильника. Звонил Виктор. Это что-то из ряда вон выходящее, наш фотограф терпеть не может разговоров вообще и телефонных в особенности.
— Срочно подъезжай в милицию по поводу фотографии, — произнес Виктор и отключился. Я помчалась туда, где несколько часов назад оставила фотографию Марины и ее жениха, в отделение, где работал мой знакомый Женя Петренко. К нему я всегда обращалась, когда Здоренко не мог, а то и не хотел мне помочь.
— Вот, это твоя фотография, а вот другая. Но физиономия одна и та же, — протянул мне лист с анфасами, фасами и профилями коротко стриженного мужчины Женька Петренко.
Я внимательно разглядывала мужчину, лже-Коровина. Если на моей фотографии он выглядел респектабельно, казался симпатичным преуспевающим бизнесменом, то с другого листа на меня смотрел преступник — неприятное, злобное лицо типичного убийцы и отморозка. Мне сделалось нехорошо.
— Водички дать? — спросил Женька, заметив мою бледность.
Я кивнула. Петренко протянул мне стакан с холодной газировкой. Я в один глоток выпила содержимое.
— И что это за красавец? — осторожно спросила я, отдавая фотографию.
— Известная личность. Некто Коган. Пару раз отсидел за грабежи. Есть подозрения, что он является лидером бандитской группировки Фабричного района.
Петренко выложил на стол целую пачку фотографий. Коган в объятиях знойной брюнетки, Коган возле стола с рулеткой. Коган у «БМВ». Стоп, звякнуло у меня в мозгах. Серебристый «Опель».
— Женик, ты мне не узнаешь, у него «Опеля» серебристого цвета нет?
— А что, это имеет отношение к исчезновению твоей подруги? — спросил он.
Я отрицательно покачала головой. Про Вассермана я ему ничего говорить не собиралась.
— Ладно, мадам Пинкертон, узнаю. А по поводу исчезновения твоей секретарши пока ничего не могу сказать. Мне Когану предъявить нечего. Ну, назвался другой фамилией, девушке хотел голову задурить. Ничего криминального в этом нет. Он же ей не паспорт поддельный показывал, а визитку. Денег он у твоей подруги не занимал. Будем другие версии разрабатывать.
— Слушай, Жень, мне от тетки досталась одна любопытная вещица — икона. Хочу узнать, сколько мое наследство стоит. К кому мне обратиться?
— Бойкова, твои просьбы когда-нибудь закончатся?
Я вздохнула и ответила:
— Помнишь, что ваш генерал сказал? Что я в любое время дня и ночи могу рассчитывать на его помощь. Но не обращаться же мне в самом деле к вашему Свиридову с такой мелкой просьбочкой, все же
