на запрет смены облика после ранения! А он побоялся, что много вытянет! Дракону нужно намного больше энергии, если ранение тяжелое. Ну да, он так и сказал…
— Так плохо было? Рикке…
— Да нет, просто…
Конечно! И поэтому от тебя сейчас веет виноватостью и успокаивающим теплом? Не переживай, мол, любимая, все хорошо. Как же!
— Рик-ке. Прав-ду.
— Я же не знал, в каком ты облике. Если дракон, то обошлось бы, а если человек?
Значит, тяжелое. Да, тогда бы все закончилось быстро и неожиданно. И это еще, если про мышку не вспоминать.
— Дети — тоже близкие, — выдохнул Рик. — Не мог же я… Словом, прости.
— За то, что ты о нас заботился? — Я фыркаю прямо ему в грудь, куда, если честно, давно уткнулась лицом. — Даже не думай. В смысле нет, прощу, конечно, только с одним условием: что ты хоть немножко будешь себя беречь. Договорились?
— За другое… тоже прости.
Что-то он обещать не торопится, и опять виной полыхнуло… Ой, не к добру.
— Так. Что ты еще натворил?
— Сердишься?
— Пока нет, но уже думаю над этим. Рик, что случилось? В смысле что еще?
— Знаешь, я много раз пропускал мимо ушей слова твоей мамы, что я испортил тебе жизнь, затащил в глушь, приковал к кухне и к памперсам… даже у отца твоего узнавал, что это такое. — Мимолетная улыбка тут же истаяла, и он снова стал серьезным. — Но я не принимал всерьез то, что она говорила. Чувствовал, что ты счастлива, а это было главное.
Он замолк. Я подождала, совершенно сбитая с толку. При чем тут моя мама?! Она всегда чем-то недовольна, а мной в особенности — в смысле с тех пор, как я бросила светскую жизнь и перестала быть предметом сплетен. Раньше-то любая моя выходка приветствовалась, а уж те, о которых писала желтая пресса, так вообще.
Так ты поэтому допытывался, не скучно ли мне? Ну, мама!
— Но в одном она оказалась права. Ты не в безопасности здесь. Снова. Прости.
Эй-эй!
— Рик, послушай. Тебя бы очень порадовало, если бы я слушала все, что говорит
— Не сердись.
— Ладно, не буду. Просто неожиданно. Я-то думала, ты за другое извиняешься…
Он снова понял.
— Нет.
— Что, ни разу? — Я фыркнула, пряча смущение. — Мне повезло.
Он не ответил. Словами не ответил. Просто обнял, и мы застыли щека к щеке, мечтая, чтобы миг отбытия наступил как можно позже. Вот так оставаться бы рядом, слушать его дыхание, греться в общем тепле…
— Знаешь, мне кажется, что теперь всегда будет так.
— Плохо в разлуке? Мне тоже.
— Мы так прикипели друг к другу, что по отдельности тяжело. Как драконам, которые если вместе — то навсегда.
— Навсегда… Потому что мы драконы? Наполовину?
— И потому что любим. Саша… — прошептал Рик. Дыхание ворохнуло волосы возле уха…
— Мм?
— Простила?
— Не-а.
— А за брошку?
Ах, мы уже шутим? Ну-ну.
— Нет.
— Как? А за сережки?
— Только за ожерелье! — гордо заявила я. И мы с облегчением рассмеялись, оставляя непонимание позади.
— А знаешь, я даже новую связь нашел. На время.
— Ш-ш-то?! Кого?!
— Березу. Хорошая под окном березка росла, сильная. Саш, не беспокойся. Все у нас хорошо. Было и будет.
Верю.
Только мне почему-то тревожно.
— Снижаемся!
— Долетели… неужто…
— Да, лагерь там! — указывает сидящий на моей спине отец. — Странно, а почему так темно?
Мне вдруг становится холодно.
— А не должно?
— Разумеется, нет! — Он почти кричит, перекрывая свист крыльев. — Мы установили небольшой маяк, вон там, на побережье! Сигнальный, для авианосца.
Тому, что папа каким-то невероятным способом приволок сюда авианосец, я уже не удивляюсь. Папа это папа, удивляться нечему. Когда я лет в двенадцать вдруг сказала, что хочу лунный камень, то через день передо мной на стол лег небольшой булыжничек из образцов лунной экспедиции. Как оказалось, отец просто не знал, что «лунный камень» это на самом деле полудрагоценный минерал, красивый такой… Вот и приволок, что понял. Музей какой-то купил. Или ограбил — я не вникала.
А сейчас вот — авианосец…
А что, все нормально, корабль плывет, драконы на нем отдыхают посменно — вполне в папином стиле.
— …и он не горит!
— Может, твой персонал спит?
— А генератор? Тоже спит?
— И костры не горят, — слышится чей-то удивленный голос.
— И сигнальные вышки пустые. Не понимаю, что происходит.
— Вышки? — напряженно спрашивает Рэй.
— Три… ну что-то вроде гнезд на деревьях, только не настоящих, а искусственных. Нам разрешили поставить три — отслеживать неожиданное появление аррохи. А сейчас там тоже темно.
— Что, отключили электричество? — послышался сонный голос. Шиарри испуганно дернулся. Мама, путем наблюдений выяснив, что у внучки новый кавалер (причем не принц!), отнеслась к этому крайне неодобрительно и шпыняла несчастного синего всю дорогу. Так, как она это умеет: ни одного плохого слова в адрес жертвы (впрочем, слов Шиарри все равно не понимал), ни одного ярко выраженного неодобрительного взгляда, что вы, мамуля исключительно мила и приветлива… только несчастному все сильней становится не по себе. Он нервничает, искренне не понимая, отчего у него такое ощущение, как у таракана в преддверии тапка.
Я попросила ее перестать — получила в ответ ангельскую улыбочку плюс непонимание, чем недовольна любимая дочь? Мол, мамочка ведь такая белая и пушистая, кто в состоянии подумать что-то плохое про такое чудо? Нет-нет, она, безусловно, простит вам чудовищные подозрения в адрес невинной жертвы заблуждений, она выше этого, судьей вам будет лишь ваша совесть…
На мое счастье, Рик после первых же стычек с мамулей научился преодолевать синдром тещи быстро и эффективно. И вместо безобразного скандала состоялся негромкий, но отлично слышный на расстоянии
