«Подобия» бились, как хрупкие фарфоровые чашки — сразу и на мельчайшие осколки. Осколки отчаянно дымили и хрустели под ногами, но мы не обращали на них внимания.
Рыбий! Грох! Дым и почему-то бульканье.
Птичий, клювастый… а, нашли новый уже?! Так ненадолго! Н-на!
Свиной! Скажи прощальный хрюк, свинка, и на свободу с чистой совестью!
А это человечий. Холодок по спине… Получи!
— Ви-и-и! Мама, а это, а это чей?
— Бей, потом разберемся!
— Ура! Давай, Пушинка!
— Чирррр!
Песчанка, оправившись от первой оторопи (хозяйка буянит, конец света), взялась за разрушение пещеры с таким энтузиазмом, что сломала, сбросила и разбила больше, чем я. Маришка от нее не отставала, но целила строго по «подобиям», не отвлекаясь ни на что другое. А то кто знает, что тут за чары. Я вообще не хотела ее сначала подпускать к чему-то… но попробуй удержи.
Драконий мы «роняли» все вместе. Он сопротивлялся.
Не спрашивайте меня, как может сопротивляться череп. Поверьте, может. Я его даже увидела не сразу, удивилась, чего это наше пушистое несчастье сидит на пустоте и верещит, как завуч на двоечника. Но удивилась мельком, не до того было. Осколки «подобий» хрустели под лапами, от дыма порядком кружилась голова. Или от тревоги, потому что пока мы тут, этот ученый придурок — там. С Риком, с моими друзьями и родными. И кто его знает, что стукнет этому гению в его ржавые мозги? И где, интересно знать, наша главная цель?
А цели-то и нет в наличии… Да не верещи ты, мелочь…
Не могла же я спутать и разбить его раньше, по ошибке?
Невозможно. Даже если бы спутала… Не было же ничего такого размера. А интересно, как Проницающие перетаскивали свои «подобия» при очередной эвакуации?
Да уйди ты, Пушинка!
И песчанка, видя, что хозяева ей попались несообразительные, решилась на отчаянные меры. На песок, который щедрые лапки и шустрые крылья пушистой заразы от души сыпанули, по ощущениям, прямо мне в глаза…
— Ты что творишь, зара… ох ты…
Зависший в воздухе песок — не самое обычное зрелище, но и не так чтобы никогда не виданное; но песок, наметивший очертания длинной челюсти и хищного лба — дело другое. Вот проступили клыки, вот провалы глазниц.
Привет, пропажа.
«Подобие» ответной радости не выразило. Из пустых глазниц смотрела темнота.
— Ой, мама, смотри… появился…
— Да… наверное, этот череп Проницающий от своих прятал. И защитил невидимостью… Спасибо, Пушинка… Эх, взяли!
— Чирр!
С первой попытки у нас не вышло. Череп висел как приклеенный и только чуть пошатнулся на наши толчки. Вдобавок на события отреагировал мой собственный череп — багровой вспышкой боли.
— Мамочка, что с тобой?
Еще один толчок, и головная боль усиливает натиск. Ах ты, скотина…
— Черт… Маринка, отойди…
— Почему? — Моя дочка удивленно почесала ушко и на всякий случай порхнула дальше. — Мам, что такое?
А ей, кажется, легче…
— Маришенька… у тебя… голова… не болит?
— Ни чуточки! Мам, тебе плохо? Может, ты полежишь? Мы с Пушинкой сами…
Ну да, песчанкам только дай что-то разнести, только… Стоп! Песчанкам. Я дракон, они песчанки. У меня болит голова, когда я трогаю череп, у них нет… Вывод?
— Марина, ты тут веревку не видела?
Скорее. Мы обвязываем клыки, пропускаем веревку сквозь промежутки в челюстях, а в висках все настойчивей стучит: скорее, скорее, скорее.
В первый раз после разрушения «подобия» птицы налетели на драконью стоянку спустя некоторое время… какое? Пятнадцать минут? Полчаса? Где-то так. Если бы я тогда знала, что это важно, то… да что толку. Ладно. Значит, у нас совсем мало времени — скоро те, кем правят «подобия», вырвутся или поднимут шум, и белый урод поймет, что до его игрушек кто-то добрался…
Скорее!..
…И кто знает, что он вытворит, если… Рик не зря попросил забрать Маришку с собой. Если потащить девочку в логово злого мага ему показалось безопасней, чем оставить ее рядом, то…
Скорее! Что-то происходит сейчас там, снаружи, я это чувствую. Не знаю как, но чувствую.
На миг я замираю — может, драконий череп пока не трогать? Еще вопрос, что страшнее: злобный маг или толпа в ярости и панике…
Скорее!
Готово.
— И-и-и, взяли!
Когда череп, покачнувшись, кренится вниз, меня обжигает запоздалой вспышкой страха: высота маловата, прочная драконья кость может не…
Тяжелый удар заставляет пол дрогнуть. Белый череп в туче непонятно откуда взявшейся пыли словно вспучивается изнутри, и грохот отдается болью — в ушах, в голове, во всем теле, потому что… осколки…
Марина…
Кажется, в ближайшее время мне не летать — осколок пробил крыло насквозь и зацепил бок. Хорошо, что это было не то крыло, под которое я успела сгрести обеих песчанок, не разбираясь, кто из них моя дочь.
Еще болит хвост, да и шею то ли ушибло, то ли ранило. Но с черепом мы теперь в расчете. И, кажется, не только с ним — потолок как-то подозрительно похрустывал, словно предупреждая: мол, тем, кто на полу, лучше унести лапы по-хорошему.
— Мам, все… ой, мам… у тебя кровь…
— Чиррк? — Песчанка, в отличие от маленькой хозяйки, смотрела не на меня, а на потолок.
— Уходим!
Когда мы выскочили из пещеры, то не сразу сообразили, куда бежать.
Была у моей бабушки поговорка: «Из огня да в полымя». Вот это она и есть в действии. Снаружи бушевал ураган.
Над лагерем шумел в тысячи крыльев, бушевал, перекрикивая ветер, настоящий птичий вихрь, в недалеком лесу кто-то дико выл, но все это едва пробивалось через многоголосый драконий рев.
Грохот и толчок воздуха в спину — все, пещере конец.
Теперь только вперед. И первым делом — где наши?
— Марина, только держись рядом!
— Мы идем спасать папу? И сестричку?
— Ага.
Рядом с нами по земле хлещет первая вспышка драконьего пламени.
