«Тадж» в Бомбее, источники этих запахов выглядели совсем не таинственными и недосягаемыми, а откровенно физиологическими. И главное заключалось в том, чтобы не наступить на них на улице, одновременно отбиваясь от мух и попрошаек.
Мэри пронзительно хохотнула при этой мысли. О чем она думала? Об аромате, называемом «Индия»? Это же смешно! У нее просто начинается старческий маразм. Уж лучше тогда назвать новую коллекцию «Ираком» и сделать ставку по части доходов на энтузиазм по поводу «Бури в пустыне», как поступают лос- анджелесские музыканты и звезды, спекулирующие на патриотических песнях. Почему эти болваны, сидящие здесь за столом, не сказали ей это? Почему они выбросили миллион принадлежащих ей долларов на запах, который с таким же успехом может называться «Бейрут»? Конечно, она все это знала, и здесь опять же ее вина. Она — оркестр, состоящий из нее одной. Так Мэри действовала и будет действовать всегда. Она любит, когда вокруг нее вьются льстецы, но не советники, и обычно это срабатывало, потому что она редко ошибалась. Сейчас она столкнулась с одной из таких ошибок. Но, даже понимая, что напортачила, Мэри Уитни умела видеть в этом положительную сторону. Миллион долларов — это мелочь по сравнению со стоимостью главной рекламной кампании, которая обернется настоящей бомбой. В зыбком мире моды провалы оборачиваются цепной реакцией. Если «Индия» оказалась холостым выстрелом, то сейчас самое время признать ошибку и отказаться от этой затеи.
— Вы знаете, о чем я думаю? — спросила Мэри Уитни.
Они этого не знали, но вытянули шеи, желая узнать.
— Я думаю, что «Индия» — обреченное на провал название для запаха.
— О! — выдохнул Бланкхарт.
Смятение усиливалось. Может быть, она шутит? Почти наверняка нет. Когда Мэри Уитни шутила — вы это чувствовали, примерно так же, как чувствовали, что вас высекли.
Первым опомнился Бланкхарт.
— Я должен сказать, что у меня были сомнения… — осторожно начал он.
Бланкхарт хотел попасть в струю со своей самой ценной клиенткой, но понимал, что подставляет себя, поскольку она может наехать на него за то, что он не высказал своих возражений раньше.
— Чепуха! — рявкнула Мэри. — Так или иначе, беда уже случилась. «Индия» сдохла. Я должна придумать что-нибудь другое.
— Может быть, что-нибудь испанское… если мы хотим использовать такую топ-модель, как Лайза Родригес? — с хитрецой спросил Бланкхарт.
Мэри Уитни внимательно посмотрела на него. Он съежился, ожидая какой-нибудь ядовитой реплики. Но ничего не произошло. Мэри продолжала смотреть на него, постукивая своей пишущей ручкой от Картье по столу черного дерева из Гондураса. Она глянула в потолок, потом на абстрактную картину Райшенберга, стоившую четыре миллиона долларов, затем за окно на Центральный парк. Молчание становилось угнетающим. В голове законодательницы мод вызревала какая-то мысль. Попал ли Бланкхарт в точку?
— Возможно, это не такая плохая мысль — подойти ко всей идее целиком с другой стороны, — медленно сказала она. — Наверное, следует начинать не с запаха, не с его названия, а с суперзвезды. Если у нас будет Лайза Родригес, все остальное — детали. Она может продать дамское белье марсианам, которым вообще не на что его надевать. Это называется факторам сексуальности. Значит, вот что мы сделаем. Заполучаем Родригес. Подписываем с ней контракт, по которому она год, а может быть два, работает только на нас. Связываем ее таким контрактом. Мы должны иметь на нее эксклюзивное право. Все остальное придет потом, когда Лайза станет той фигурой, на которой будет держаться вся рекламная кампания.
Мэри Уитни поднялась из-за стола.
— Значит, решено. В конце концов, все очень просто. Все, что вы, ребята, должны сделать, — это подписать контракт с Родригес, а после этого можете уматывать и отправляться играть в гольф… в общем, делать все то, чем вы увлекаетесь в свободное время. А теперь, я надеюсь, вы меня извините. Поскольку я прилетела в такую даль лишь для того, чтобы посмотреть ваше… «шоу», мне предстоит такой же путь обратно. Очень хотелось бы, чтобы я могла сказать, что все это доставило мне удовольствие.
Она прошествовала к дверям, сопровождаемая своими помощниками. Один из них открыл дверь, остальные вышли вслед за ней. Мэри Уитни удалилась.
— Дерьмо! — сказал Бланкхарт в пустоту, которую она оставила позади себя. — Какого дьявола, как мы сможем убедить такую модель, как Родригес, подписать с нами эксклюзивный контракт?
— Она работает в агентстве Росетти, — сказал кто-то. — Он, конечно, пройдоха, но с ним можно сторговаться. Мы должны что-нибудь придумать.
— Проблемы могут возникнуть из-за самой Родригес, — ввернул кто-то из административного аппарата. — За пару минут до начала совещания я видел новости Си-эн-эн. Лайза Родригес — в тюрьме в Майами. Врезалась на скоростной моторке в дом своих родителей на берегу. Отправила их обоих в царствие небесное.
11
Джонни Росетти был слишком хладнокровен, чтобы бежать, но и слишком взволнован, чтобы идти нормально. Поэтому он трусил вприпрыжку, как волк на амфетамин. Аэропорт Майами оказался позади. У женщины, которая двигалась за ним следом, не было таких длинных ног, и, чтобы не потерять Джонни в толпе, где все разговаривали по-испански, ей приходилось прилагать максимум усилий.
— Не могу поверить, что они пожадничали и не прислали за нами лимузин. Просто не могу поверить, — бормотал про себя Джонни, поправляя солнечные очки и галстук, словно аккуратность могла стать защитой от тревоги.
— Я думаю, что ваш секретарь просто не понимает по-испански и что-то напутала, — согласилась с ним женщина, презрительно оглядываясь по сторонам: для многих ньюйоркцев Майами был Южной Америкой.
Он не ответил. Лимузин был не слишком большой проблемой. Зато Лайза Родригес была. Наконец Джонни и его спутница оказались на раскаленной площади и поймали такси.
— Адрес? — пролаял Росетти.
— Черт побери, он у меня где-то на дне сумки. Таксист не знает, где полицейский участок? Выглядит он так, словно должен был бы знать.
— Полицейский участок? Нет проблем, — отозвался таксист, обнажая черные зубы. По всей видимости, он хорошо знал дорогу туда.
Они втиснулись в машину. Слава Богу, она была с кондиционером.
— Ну, вот твои пальмы, — сказал Росетти.
Он имел в виду, что они в нужном городе. Джонни вздохнул. В бизнесе моды дни могут быть трудноватыми, но таких «американских горок» он припомнить не мог. День начался как прекрасный сон, как лучший день в его жизни, а потом совершенно неожиданно обернулся трагедией. В это утро Джонни сидел в своем почти пустом офисе, когда позвонил Бланкхарт. Это само по себе выглядело странно: была суббота.
— Что, Лайзу Родригес можно заполучить? — спросил Бланкхарт. Звонок шел по частному номеру, как и положено, когда два больших босса обсуждали свои дела.
— Что у тебя, Дон? — отозвался Росетти.
То, что Бланкхарт звонил лично, означало серьезное предложение. Пара недель для организации большой кампании. Контракт на какую-то большую рекламную обойму.
Бланкхарт сразу же приступил к делу:
— Слушай, Джонни, я вчера встречался с Мэри Уитни. Она приступает к созданию совершенно новой серии ароматов для духов, эссенций для ванн, мыла, всякого такого. Дело задумано с большим размахом, поверь мне, даже у Мэри такого еще не бывало.
— И ты хочешь, чтобы Лайза снялась в рекламе и в коммерческих роликах.
Джонни стремился перехватить инициативу у Бланкхарта. Он придал своему голосу скучающую
