— Ну, начинается «немного о себе», — невесело усмехнулся Николай. — Я уже понял, что рассказ о балете, о моем творчестве — только предлог, чтобы рассказать о себе.
— В данном случае ты не совсем прав, — заметила Эрато. — Во-первых, она еще ничего не пишет о тебе вообще, она лишь выпытывает все аргументы против тебя. Но при этом она обозначает свои позиции, называет себя. Как раньше называли перед боем «Я, сын такого-то, победивший того-то!» Посмотри, наиболее слабая твоя позиция — по реконструкции театра. Сразу признаю, что не очень тебе помогла своим высказыванием, по крайней мере, не смогла подкрепить твою позицию. А теперь перечти сказанное ею! Тебе перевести сказанное? Она говорит, что полностью подтверждает твои слова о реконструкции и готова отстаивать их до конца. Полностью заслоняя тебя, когда ты «немножко говоришь о вандализме», опасаясь профессиональных вопросов по существу.
— Но если она действительно Каллиопа, то почему она не может прямо сейчас прекратить все это? — в отчаянии проговорил Николай.
— Думаешь, ко мне не приходят сожаления? Что ты хочешь услышать от меня? Что я первая вышибла у нее все позиции? Я тебе уже сказала об этом, — тихо выговорила Эрато. — Это вы встретили горгону в раннем детстве, потом долго постигали основы классического искусства, ежедневно работали… В таких жерновах сложно удерживать в памяти то, кем являешься на самом деле. А я встретилась со Сфейно вполне сложившимся человеком, а потом испытала силу золотого песка. Поэтому знаю, что нынешнее «Время гарпий»…
Стоило ей сказать «Время гарпий», как треском погасла лампочка прямо напротив нее, слева у большого гримерного зеркала. Остальные помигали, но не погасли, однако стали светить вполнакала. Эрато, поежившись, отодвинулась от зеркала, повернувшись к нему спиной.
— А представь, гримируемся мы между сценами, лаком волосы покрываем! У нас здесь нечем дышать, окон нет, лампочки гаснут! — с раздражением прокомментировал проблемы со светом премьер.
— Коля, это не так просто, — ответила Эрато, все так же опасаясь оборачиваться к гримерному столику. — Больше не стану это говорить вслух. Думаю, они стали слишком сильными и одерживают одну победу за другой, потому что прежде младшие музы никогда не объединялись со старшими сестрами. Смотри, сегодня зашла в книжный магазин…
— Ты по книгам гадаешь? Неужели читать начала? — вставил колкость Николай.
— Не перебивай, лучше посмотри, что я там купила! — сказала Эрато, доставая из бездонной сумки черный фолиант, на котором золотым тиснением было нанесено лишь название «Время гарпий». — Вот это лежало на стенде «Наши бестселлеры», очень хорошо продается, как похвастались работники магазина. Уже есть компьютерная игра по этой книжке, есть сайты, посвященные… этим.
— Тоже что-то вроде «информационной войны», — сказал танцовщик, задумчиво рассматривая черный том с иллюстрациями Доре. — Это уже удар против самой Каллиопы, литературы в целом.
— Ну, литература — это особая ткань, даже если она плохая, она все равно отразит не только чаяния ее возможных потребителей, но и приметы времени, которыми живет ее автор, — заметила Эрато. — Пусть на уровне расхожих шаблонов, каких-то бытовых рассуждений, убогих мнений… но он что-то такое вытащит, как только попытается творить словом. Ты понимаешь, что кроме этой книжки в магазине оказался целый стеллаж про них! Они хотели сделать покупаемую книжку — и все, как один, решили писать про такое! Твердо зная, что эту книжку непременно купят. Там, конечно, полная чушь, но сам факт характерен, как ты понимаешь. И там еще было множество репринтных изданий старинных книг.
— Все же здесь есть одна проблема, — немного застенчиво ответил премьер. — Ну, не чувствую я себя каким-то «музом»! Неловко это все как-то…
— Конечно, вы чувствуете себя музами на сцене, вдохновляя целый зал. Но что происходит, когда вы сходите с нее?
— Нас просят писать друг на друга доносы, нас травят, как бешеных собак, за каждый выход требуют платить процент с гонорара, — с закипающим гневом сказал премьер. — А каково выходить на