доедая последний кусок котлеты.
— О, конечно! — рассмеялась Эвриале красивым мелодичным смехом. — И нанести последний удар по твоему самолюбию! Вовсе нет. Как я уже сказала, явилась потому, что ты был мои самым любимым кандидатом на роль Мельпомены.
— А сейчас вы во мне разочаровались, — риторически спросил он.
— Есть немного, скрывать не стану, — кивнула она. — Но дело осложняется тем, что сейчас Каллиопа, царица муз, рвется на всех парах к счастливому концу. Зная ее с детства, догадываюсь, что и мочой тебе плеснули только потому, что… это очень странная Каллиопа. Всегда предпочитала иметь дело с другими, не стану скрывать. И кроме того, она женщина, которую долго и незаслуженно оскорбляли… Поэтому мне стало очень страшно за тебя! Я здесь появилась, чтобы сохранить тебе зрение, но вижу, что этого особо не требуется, хотя меня беспокоит донорский материал, использовавшийся для операций. Ты ведь стал видеть немного иначе?
— Ассистент, который говорит по-русски, сказал, что такое иногда бывает, — пояснил Мылин. — Там отеки после операций давят на зрительный нерв. Вот мне сейчас, например, кажется, что у вас на голове гадюки, и они прислушиваются к нашему разговору и шипят между собой.
— Знаешь, такая галлюцинация затрагивает не только зрительный нерв, но и органы слуха, — хмыкнула Эвриале. — И слишком подозрительно близко все походит на литературные источники… И это меня откровенно не радует. Знаешь, почему Каллиопа — единственная муза в золотой короне? Ты думаешь, она — царица других девяти муз? Она их бремя, тяжкая ноша! Поэты, музыканты, актеры и исполнители — вы имеете краткий промежуток настоящего, вы творите только для живых. А все, что остается на «суд потомков» — это уж из ее арсенала.
— Насколько я понял, вы имеете в виду «мадам Огурцову», — поджал Мылин и без того узкие губы. — Я почитал, что она пишет в Интернете. Даже Антону Борисовичу про нее прозрачно намекал.
— Там и намекать было излишне, они ее пытаются уничтожить очень давно, — вздохнула Эвриале.
— Нет, как только подобные головы можно венчать золотой короной… как такое вообще может в голову прийти! — не унимался Мылин. — Ведь это беспредельщица какая-то! И собрать возле себя она может только оборзевших идиоток…
— А здесь выбираю не только я, а часы Сфейно, — улыбнулась Эвриале. — Флакон Мельпомены светился и возле тебя, но свет быстро погас, хотя ты стал замечательным премьером. Ты был чудесным артистом! А у Николая этот свет горит до сих пор, ничуть не становясь слабее. Каллиопа царствует среди Каллиоп прежних времен, в веках храня Прекрасное Слово. Именно она решает, кто из прежних Каллиоп будет жить в памяти ее современников. И с одной стороны, всегда немного страшновато, когда ты становишься частью ее истории, а с другой… жизнь пройдет напрасно, если она решит, что ты — недостоин упоминания в ее романе.
— А вам самой не приходило в голову, что она — просто сумасшедшая?
Это на моем языке называется немного иначе — «одержимая». Поверь, надо иметь достаточно серьезный уровень одержимости, чтобы написать роман, сочинить симфонию, оперу или балет. Что ж вы, такие нормальные, ни одной оперы серьезной после себя не оставили? Ни симфонии приличной, не говоря о балетах. Впрочем, ты не видел по-настоящему одержимых Каллиоп. Кстати, хочу заметить, что как раз эту Каллиопу проверяли в психушке. Мне кажется, это уже стало приметой вашего времени. И в самом начале, до того, как к ней явилась прокурорша, изображавшая психиатра, ее заставили пройти достаточно серьезные психологические тесты. Уровень IQ, равный 182, у женщины после полостной операции под общим наркозом, лично меня бы вполне удовлетворил. Кроме того, у нее была отмечена абсолютная зрительная память и особые свойства абстрактного мышления. Ваши эксперты вряд ли могли понять, зачем они нужны, обзывая это «лабильностью психики» и тому подобными терминами. Но поверь, без такой «лабильности» очень сложно… переформатировать пространство.
— И эта сумасшедшая будет переформатировать мое пространство? — вопросительно поднял брови Мылин. — Должен вас с ней разочаровать, у нас с ней пространства абсолютно различны. Если наша прокуратура не может очистить пространство от подобных ненормальных, то я сделаю все, чтобы до конца жизни находиться с ней в параллельных пространствах.
— Ты живешь в ее пространстве, потому что говоришь и мыслишь в языковой среде, которая ей полностью подчиняется. Ни у артистов, ни у музыкантов нет такого за спиной! — жестко заявила Эвриале. — Сделай примечание в своем удаленном пространстве, что у нее на руках — решения нескольких судов о ее полной вменяемости с отказами в ходатайствах прокуратуры о помещении ее в психиатрический стационар. А ты представляешь, вопреки какому давлению судьи вынуждены были дать такие решения? Ты понимаешь, что ни одному человеку в окружающем тебя мире не удалось бы уйти от психушки, помести его в такие условия? И ушла она вполне литературным методом, сделав из достаточно жуткого мероприятия — обычный фарс, над которым смеялись не только ее читатели, но и все коллеги — судей, прокуроров и психиатров. Вот и прикинь, какие у тебя шансы самому не попасть в психушку, если нынешняя Каллиопа, с подобным негативным опытом за плечами, напишет для тебя персональный счастливый конец?
— Что вы предлагаете? — резко спросил Мылин. — Признать, что мне плескал мочу какой-то наемный шпик отца моей гражданской жены? Я не могу подставить Антона Борисовича!
— Если бы ты знал, как мне надоели эти мелкие уловки! — покачала головой Эвриале. — Сейчас ты вспомнил, что Даша — твоя гражданская жена. Перспектива признания очевидного факта — для тебя гораздо ужаснее честного покаяния. А ведь этот факт может выявиться и без твоего желания или нежелания, Пока ты еще не совершил ничего непоправимого, подумай! Вот у одной вашей Каллиопы был роман про преступление и наказание, так там девушка умоляет покаяться молодого человека, совершившего убийство старухи-процентщицы, непоправимое насилие над собственной душой! Она просит его выйти, упасть на колени и покаяться перед людьми!
— Мне не в чем каяться! — с негодованием перебил ее Мылин. — Я наоборот хочу, чтобы все, кто думал плохо обо мне эти последние два года, — раскаялись и получили по заслугам! Я себя считаю слишком мягким, слишком нерешительным! Они все ненавидели меня! И, случись это со мной на самом деле, еще бы смеялись за моей спиной!
— Значит, это и есть твое желание? — тихо переспросила Эвриале, забирая у него тарелку и подавая ему поднос с пластмассовыми креманками с джемом, маргарином, крошечными крекерами и бисквитами. — Жаль, действительно очень жаль. Вот и ответ на твой вопрос, почему ты не стал музой! Ты хотел бы карать чужие пороки, а муза вдохновляет…
— Проявить лучшие душевные качества! — закончил ее мысль Мылин, морщась. А знаете, они в тюрьме и страдании еще лучше проявляются, чем в тепличных условиях и потакании наглецам!
— А к себе ты это можешь отнести? — поинтересовалась Эвриале, добавляя в его маленькую, будто игрушечную чашку кофе с цикорием из пластмассового кофейника. — Видишь, многие пытались исправить несовершенства этого мира, например, разбойник Прокруст. Надеюсь, крылатое выражение о прокрустовом ложе ты слыхал? А муза видит самое прекрасное в этом мире! Вот видишь, у меня уже пошли какие-то литературные и мифологические ассоциации, поэтому времени у нас остается очень мало, тобой явно интересуется Каллиопа. Мне так жаль того смешного малыша, которым ты был когда-то. Как видишь, можно исправить близорукость, снять катаракту, можно и целиком поставить себе другие глаза и даже чуточку иначе увидеть мир. Но важно то, каким ты хочешь видеть этот мир…
— Я все давно понял про этот мир без вашей Каллиопы, — презрительно морщась, отозвался Мылин. — Здесь либо ты имеешь, либо тебя отымеют. А меня уже имели достаточно! Теперь моя очередь!
— Да-да, так и есть! — кивнула Эвриале. — Можно убрать морщинки, подправить овал лица и вернуть себе молодость. Но душа… она так портится в ваших прекрасных телах, так стареет… Вот, мне уже хочется вспомнить роман «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда, она точно уже пытается до тебя добраться! И это ее право, помешать я ей не могу…
— Пусть добирается, — с ненавистью ответил Мылин. — Ничего она не добьется своими счастливыми концами! Ведь если конец счастливый, он должен быть счастливым для всех! Как раз для полного счастья мы завтра поедем по Европе! И впереди гастроли в Лондоне, где вашей Каллиопе побывать не удастся…
