П. К. Быков и я не раз посещали эвакогоспитали, куда аэродромные пункты медпомощи и лазареты БАО передавали раненых летчиков. Я уже говорил, как часто они терялись из виду, надолго отрывались от своих частей, а иногда после лечения в глубоком тылу направлялись на другие фронты.
Но тут мы своими глазами увидели и другое: во многих ЭГ к раненым летчикам не применялись современные методы хирургического лечения, например скелетное вытяжение, кожная пластика и другие. Это грозило им инвалидностью или невозможностью вернуться в авиацию, по меньшей мере, в ближайшие годы. На этапах санитарной эвакуации почти нигде не проводились специальные лечебные мероприятия с ранеными из числа летного состава.
Авиационных госпиталей — об этом я тоже говорил — в Красной Армии не существовало.
Павел Константинович Быков, человек смелый и решительный, не согласовывая свое решение с санупром фронта, 27 августа распорядился создать на базе лазарета 504 БАО, усиленного военной комендатурой авиагарнизона, армейский авиагоспиталь. А чтобы меньше было придирок, назвали его армейским хирургическим лазаретом. Разместился он в Дербенте. Было развернуто сто коек. Из эвакогоспиталей сразу же взяли тех раненых летчиков, которых не успели отправить дальше в тыл.
Я одобрил инициативу Быкова, хотя поначалу имел косвенное касательство к армейскому хирургическому лазарету. Был занят другими делами. АХЛ возглавила хирург-травматолог с двенадцатилетним стажем работы военврач 2 ранга М. А. Пруденко. В лазарете имелся и второй хирург-ординатор. Из санслужб БАО набрали необходимое количество медсестер и санинструкторов. Раненых в АХЛ доставляли до аэродрома санитарными самолетами, а дальше на автомашинах.
В первых числах сентября противник форсировал Керченский пролив и высадился на Таманском полуострове. Тогда же он в нескольких местах переправился через Терек. Шли кровопролитные бои за Новороссийск и на туапсинском направлении. Наши войска отходили в глубь Кавказа. В оперативное подчинение 4-й воздушной армии перешли части формировавшейся 5-й воздушной армии, ВВС Черноморского флота и 50-я дивизия авиации дальнего действия.
Штаб армии переместился в Моздок, а затем в Троицкое. К. А. Вершинина, назначенного командующим ВВС Закавказского фронта, на посту командарма сменил генерал-майор авиации Н. Ф. Науменко.
Мы с тревогой думали о том, не придется ли под натиском превосходящих сил противника оставить Грозный, Туапсе и, что самое страшное, открыть тем самым дорогу на Баку, Но Ставка Верховного Главнокомандования Красной Армии уже знала: противник выдохся, все, что он мог использовать на Кавказе и в районе Сталинграда, в значительной степени перемолото, никаких крупных резервов он не может бросить на юг нашей страны. Теперь важно заставить врага перейти к обороне.
Весь сентябрь продолжались ожесточенные бои за перевалы Главного Кавказского хребта, на грозненском и орджоникидзенском направлениях. Наши летчики непрерывно штурмовали передовые отряды противника, вели воздушную разведку, доставляли своим войскам, сражавшимся в горах, боеприпасы, продовольствие, медикаменты и другие грузы.
В горных условиях наиболее пригодными для поражения наземных целей оказались малоскоростные, но маневренные истребители И-16, И-153, а также У- 2. Хорошо действовали штурмовики Ил-2, вылетавшие группами по четыре восемь самолетов.
С аэродромами было крайне плохо. Использовались ровные площадки вблизи населенных пунктов. В горах же летчики садились буквально на пятачки. Горючее и боеприпасы на временные и запасные аэродромы доставлялись на лошадях и осликах.
В первой декаде сентября противник при поддержке ста танков попытался преодолеть Терский хребет в районе Вознесенской. На борьбу с ним были брошены «илы» и истребители. Снижаясь до пятнадцати метров, наши летчики в упор расстреливали вражеские бронированные машины и поджигали их ампулами с горючей смесью. Потеряв десятки танков, враг вынужден был отойти.
Во время этого боя на наблюдательном пункте 9-й общевойсковой армии находился представитель авиации полковник П. Анисимов. Он незамедлительно передавал по радио в свой штаб заявки наземных частей, информировал экипажи самолетов об обстановке, наводил их на цели, координировал действия летчиков и артиллеристов.
О ходе боя на Терском хребте я узнал от самого полковника Анисимова, когда прилетел на аэродром 216-й истребительной авиадивизии (полковник был заместителем командира этого соединения). Тогда же у меня возникла мысль использовать радиостанции наведения для поиска и спасения раненых летчиков, совершивших вынужденную посадку. Но осуществить это удалось значительно позднее. В 1942 году такие станции стали только поступать на вооружение. Кстати, впервые они появились в нашей 4-й воздушной армии.
Мысль об улучшении организации поиска раненых летчиков волновала меня постоянно. Ведь я непосредственно отвечал за их спасение. А пока в этом важном деле преобладала случайность.
В ночь на 10 сентября с боевого задания не вернулся экипаж летчицы Нины Распоповой и штурмана Лели Радчиковой из 588-го женского ночного легкобомбардировочного авиационного полка. Над Моздоком самолет был подбит вражескими зенитками. Обеих девушек ранило. Но они все же сумели перелететь линию фронта и сели на нейтральной полосе. Взяв полетные карты и оружие, Нина и Леля попытались уничтожить машину, однако сделать это были не в силах. Из-под обстрела их вытащили пехотинцы. Они же и подожгли самолет. Санинструктор стрелковой роты оказал девушкам первую медицинскую помощь. Куда-либо ехать летчицы отказались, решив добраться до лазарета своего БАО. И все же на следующее утро их отправили в медсанбат, поскольку они потеряли много крови. А уже оттуда девушек забрали наши врачи.
Дело кончилось, в общем, благополучно. Но у нас были случаи более тяжелые, даже трагические.
В один из сентябрьских дней меня вызвал дивизионный комиссар В. И. Алексеев. Он был хмур, как никогда. Кивнув лобастой головой, сказал:
— С боевого задания не вернулся старший лейтенант Осипов. Товарищи утверждают, что он был подбит неподалеку от переднего края и перетянул через линию фронта. Нужно поискать его в общевойсковых госпиталях. Идите к Теличееву. Я ему позвоню, чтобы он выделил вам самолет.
Михаил Осипов еще в 1941 году сбил двенадцать самолетов врага. На нашем фронте он одним из первых летчиков получил звание Героя Советского Союза.
Начальник отделения перелетов Теличеев дал мне У-2. Я решил лететь в Махачкалу, в районе которой было сосредоточено большинство эвакогоспиталей фронта. Прилетел туда и за день обошел почти все из них. Осипова нигде не было.
Предупредив летчика, что нам придется здесь заночевать, направился в последний госпиталь. Попросил его начальника приютить меня до рассвета. Он предложил мне диван в своем кабинете и распорядился принести чаю с хлебом. Закусывая, я расспросил у него, куда эвакуируют из Махачкалы раненых летчиков и авиаспециалистов, каким транспортом.
Никаких сведений об Осипове и на следующий день получить не удалось. Вероятнее всего, он упал или на территории противника, или на нашей стороне, но в горах, где не было сплошной линии обороны. Так мы потеряли уже нескольких летчиков. Нашли их, когда оказывать медицинскую помощь было уже поздно.
Для создания на перевалах оборонительных сооружений привлекалось местное население. Горные аулы и селения, возле которых располагались аэродромы, оказались переполненными. Жители пренебрегали необходимыми санитарными нормами. Завшивленность была почти стопроцентной, в каждом доме или сакле водились грызуны.
Части 4-й воздушной армии базировались преимущественно в Чечено-Ингушской и Дагестанской республиках. Еще раньше они находились в Сальских степях и на берегах реки Кума, в районах с высокой заболеваемостью лептоспирозом и папатачи (разновидностями лихорадки), а также сапом. Теперь же около Махачкалы и Ленинакана мы встретились с эпидемическими очагами дизентерии, сыпного и брюшного тифа. Значительная часть населения была поражена малярией.
Все это создавало угрозу возникновения инфекционных заболеваний в частях воздушной армии. Ведь ее личный состав в большинстве своем размещался на частных квартирах, находился в постоянном контакте с местными жителями. На меня было возложено наблюдение за противоэпидемическим обеспечением авиачастей. И я регулярно вылетал на аэродромы.
Не ущемляя самолюбия местного населения, санслужбы РАБ каждодневно вели противоэпидемическую работу. С помощью местных партийных и советских организаций они проводили дезинфекцию, делали прививки. С добровольно набранными сандружинницами регулярно проводили занятия. Их учили строить дезкамеры-землянки, снабжали пантоцидом и другими обеззараживающими средствами. В противоэпидемических мероприятиях участвовали все медицинские работники, от врачей до санитаров, и выделять кого-либо из них не следует.
Я давно не имел известий о семье, а между тем она была рядом, в Грозном. Выбрав время, попросил у Быкова разрешения съездить в город. Он отпустил меня на сутки.
Грозный подвергался частым бомбежкам. Он был в полном смысле фронтовым городом.
Жену я нашел в ужасном положении. Мой денежный аттестат, высланный на грозненский военкомат, почему-то не дошел, и с ноября месяца прошлого года она не получала ни копейки. Но мне не написала об этом, чтобы не расстраивать. Продала все вещи и одежду, кроме той, в которой ходила. Маленькую Инну некуда было пристроить. Тем не менее на руках у Шуры была очередная повестка, где ей предписывалось немедленно явиться в военкомат для отправки в один из эвакогоспиталей. Одесская авиашкола, эвакуировавшаяся из Грозного, с собой их не взяла. Я пообещал Шуре что-нибудь придумать.
По возвращении я попросился на прием к дивизионному комиссару Алексееву по личному вопросу. Выслушав меня, Василий Иванович нашел единственно разумное решение: призвать мою жену в качестве врача в 4-ю воздушную армию и определить в одну из тыловых частей. Через несколько дней Шура стала старшим врачом головного авиационного склада боеприпасов. Это была отнюдь не легкая и не безопасная должность, но она позволяла не расставаться с дочкой. Так и прошли мы все вместе по трудным дорогам войны.
К концу сентября стало ясно, что враг на Кавказе, в основном, остановлен. Он еще надеялся взять Туапсе, от которого был всего в тридцати километрах, и столицу Осетии Орджоникидзе. На двух этих направлениях противник имел до 600 самолетов. В наших же двух воздушных армиях, 4-й и 5-й, насчитывалось около 300 боевых машин.
Северо-Кавказский фронт был преобразован в Северную группу войск Закавказского фронта. Весь октябрь она вела кровопролитные бои, защищая Орджоникидзе, Грозный и перевалы через Главный Кавказский хребет. За этот месяц 4-я воздушная сделала 2600 самолето-вылетов.
Вся армия знала имена летчиков-героев. Капитан И. М. Пилипенко сбил 12 самолетов противника. Летчики капитан В. А. Эмиров и лейтенант Я. А. Александрович в воздушном бою применили таран. О мастерстве и мужестве летчиков-истребителей И. М. Дзусова, К. Л. Карданова, командира 862-го бомбардировочного авиационного полка майора М. С. Токарева и других писала армейская газета, рассказывали листовки. Со многими я был знаком лично.
Наша аэродромная сеть была довольно густой, но состояла она в основном из небольших малооборудованных площадок. Только вблизи городов имелись стационарные аэродромы. Однако из-за превосходства противника в воздухе базироваться на них было опасно.
7-й гвардейский штурмовой авиационный полк 230 шад, которым командовал Герой Советского Союза подполковник Гетьман, размещался на полевом
