— Кого думаете назначить начальником?
Прочитав приказ, я подумал о военвраче 3 ранга Назаровой. Она была старшим врачом 431 БАО. Еще в апреле, когда мы познакомились с ней, она мечтала о доме отдыха для летчиков.
— Согласитесь, что мы с вами должны утвердить Назарову, — сказал я дипломатично.
В трубке раздался характерный раскатистый смех Павла Константиновича.
— Эсфирь Марковну? Я сам хотел предложить ее кандидатуру. Где найдешь человека более подходящего?
В этот момент мы, наверное, вспомнили об одном и том же.
…Вернувшись с первого облета аэродромов, я поинтересовался у флагманского врача, почему не аттестован старший врач 431 БАО. Быков перед этим возглавлял санслужбу 28 РАБ, в который входил данный батальон.
— Где она сейчас? — оживился мой обычно сдержанный новый начальник.
— В Голубовке.
— Значит, успели переехать… Ну как, заметили там что-нибудь особенное? — спросил флагманский врач, еще не ответив на мой вопрос.
— Лазарет работает хорошо. Там есть опытный хирург. Мне показалось, что молодые женщины сумели создать какую-то особую атмосферу. У них чистота и порядок, они веселы. Признаться, чем-то даже домашним повеяло, когда я оказался в такой обстановке. Сама Назарова располагает к себе, жизнерадостная и непосредственная женщина.
Тогда я впервые услышал раскатистый смех Быкова.
— Говорите, домашним повеяло? — переспросил Быков. — А я думаю, Поляков уже успел их подтянуть. Это «домашнее» поначалу его ошарашило. Да вот он и сам, старый служака! — воскликнул Павел Константинович. — Легок же ты на помине!
В наш кабинет вошел новый начальник санслужбы 28 РАБ военврач 2 ранга Поляков. Он приехал по вызову помощника начальника сануправления фронта по ВВС и по пути завернул к Быкову.
— Михаил Николаевич, — обратился к нему Быков. — Как твои отношения с Эсфирью Марковной?
Хмуроватый Поляков, погладив согнутым пальцем свою рыжеватую бородку, насторожился:
— А в чем дело?
— Александр Николаевич был у нее. Обворожен уютом в ее хозяйстве. И сама Назарова его заинтересовала.
Старые друзья, Быков и Поляков, разговаривали на «ты». Видимо, Михаил Николаевич решил, что Быков, как всегда, подтрунивает над его приверженностью к дисциплине и воинскому порядку. Усмехнувшись, ответил:
— Хотите узнать, какое впечатление она произвела на меня при первом знакомстве? Так слушайте. Приехали мы в этот БАО… Выходит навстречу пышноволосая, статная, туго затянутая ремнем молодая женщина. Ему, — Поляков кивнул на Быкова, — запросто говорит: «Здравствуйте, Павел Константинович!»
Он строго посмотрел на нее и метнул взгляд в мою сторону: дескать, это твой новый начальник, нужен уставной рапорт. А она свое: «Здравствуйте. Я Эсфирь Марковна».
За ее спиной уже построился в шеренгу медперсонал: военврач 3 ранга, военфельдшер… Она начала представлять их мне: «Наш хирург, Борис Аркадьевич. Фельдшер Маруся. Старшина Валюша. Дальше — Клава, Наташа, Люба, Катя, шоферы Саша и Паша…»
Хорошенькая форма доклада. Я даже растерялся. Не воинское подразделение, а черт те что! Семейный дом! Наконец говорю: «Товарищ старший врач, потрудитесь доложить по уставу!»
Губы у нее дрогнули, и она стала похожа на обиженного ребенка. «Товарищ начальник, мы уж так привыкли. Так проще. Разве так нельзя? Что тут плохого?»
Еще расплачется, подумал я и махнул рукой: «После поговорим, товарищ старший врач!»
— Зато при осмотре домов, в которых размещался лазарет, сразу подобрел, — вмешался Быков, — на окнах занавески, на подоконниках комнатные цветы, земляные полы застланы прошлогодним чабрецом. Постельное белье на койках свежее, раненые и больные побриты. Один из раненых сказал: «Мы у Эсфирь Марковны как дома на побывке. Красота! Повариха тетя Киля пампушки нам печет, украинским кулешом кормит…»
В общем, я посоветовал не ломать «семейный дом». А Эсфирь Марковна не подведет. Она в сорок первом в таких переплетах бывала, где мужчины гнулись. Ты, наверное, все-таки поднавел порядок? — с улыбкой взглянул Быков на Полякова.
Тот промолчал.
— Почему же ей не присвоили звание? — снова спросил я. — Она же невропатолог, работала в московской клинике.
— Все эти «гражданские» манеры ее пугают кое-кого, — ответил Быков. Но Вайнштейн добивается.
Потом, в период летнего отступления, Назарова отлично проявила себя.
Теперь же надо было подумать, где разместить армейский дом отдыха. Я решил, что предоставлю Назаровой свободу в подборе штата.
Приехал мой заместитель военврач 2 ранга Алексеев. Я несколько разгрузился.
15 декабря штаб 4-й воздушной армии начал разработку плана предстоящего наступления на Северном Кавказе.
Меры по медицинскому обслуживанию его излагались в разделе приказа по тылу. Там имелись такие пункты: лечебно-эвакуационное, специальное авиационно-медицинское и противоэпидемическое обеспечение; организация медицинского снабжения; система управления медицинской службой армии.
Трудно, неприятно, но всегда необходимо рассчитывать по дням операции возможные санитарные потери. Определялись они исходя из количества боевых самолето-вылетов отдельно по каждому виду авиации — истребительной, штурмовой, бомбардировочной. Важно было предположить, сколько может быть раненых. В зависимости от этого определялось количество мест в лазаретах, создавались запасы консервированной крови и заменяющих ее препаратов, готовился транспорт.
Полученные в штабе исходные данные для планирования наступления подсказывали, что удар по противнику намечается мощный.
К этому времени в 8-м отдельном полку гражданской авиации были организованы две санитарные эскадрильи, насчитывающие 16 и 12 самолетов Р-5 и 16 — У-2. Их задача — обслуживать части сухопутных войск.
Наши летчики значительно усилили действия по срыву железнодорожных перевозок противника и уничтожению его авиации на аэродромах. Они также вели воздушную разведку.
Я со своим заместителем Алексеевым вылетел в части. Нам предстояло побывать в авиаполках и в БАО. Готовность лазаретов беспокоила больше всего.
Обращение Военного совета Закавказского фронта к войскам гласило:
«Боевые товарищи, защитники Кавказа!
Войска Северной и Черноморской групп, выполняя приказ матери-Родины, остановили врага в предгорьях Кавказа. В оборонительных боях под Ишерской, Малгобеком, Туапсе, Новороссийском, Нальчиком, Шаумяном, Ардоном наши доблестные пехотинцы, отважные моряки, гордые соколы-летчики, бесстрашные танкисты, мужественные артиллеристы и минометчики, лихие конники, смелые саперы и автоматчики, разведчики, связисты и железнодорожники вписали славную страницу в историю Великой Отечественной войны, покрыли свои знамена неувядаемой славой.
В течение лета наши войска не прекращали боевых действий, постоянно атаковывали врага, нанося ему огромный ущерб в живой силе и технике, расшатывая вражескую оборону. В период кровопролитных боев, разгоревшихся на юге и в центре нашей страны, мы сковали около 30 вражеских дивизий, не давая возможности врагу перебросить их на другие фронты.
Войска нашего фронта сдержали натиск врага и теперь переходят в решительное контрнаступление…
Вперед! На разгром немецких оккупантов и изгнание их из пределов нашей Родины!»
Листовку с этим обращением подполковник Одинцов вручил мне вечером 31 декабря. Он сказал, что сухопутные войска начнут взламывать оборону противника на рассвете 1 января. Показал на карте предполагаемые новые аэродромы авиачастей армии. Я дал задание Алексееву уточнить маршруты полевых подвижных и эвакогоспиталей наземных соединений и сообщить о них начальникам санслужб авиадивизий и отдельных авиаполков.
В новогоднюю ночь над станцией Троицкое бушевала метель. Работники штаба 4 ВА, свободные от дежурства в отделах, собрались за небогатым столом. У всех настроение было приподнятое. Через два-три дня войска фронта начнут наступать! Вспомнили, что в прошлом году в такую ночь по радио выступал М. И. Калинин. Несмотря на успешно развивавшееся контрнаступление под Москвой, освобождение Тихвина и некоторые другие благоприятные известия с фронта, он говорил суровым голосом, не обещал близкой победы. Какой тяжелый прожили год! Выстояли! Не сдался Ленинград, гитлеровцы окружены под Сталинградом, потерпел крах план фашистов вторгнуться в Закавказье. Поздравит ли Михаил Иванович советских людей с Новым годом сегодня? К сожалению, в нашем доме не было радиоприемника.
Подняли тосты за партию, за дружбу народов (на Кавказе она проявилась с особой силой, мы были свидетелями тому), за близкое наступление. Вскоре разошлись.
На следующее утро стало известно, что на левом фланге фронта противник начал отводить главные силы 1-й танковой армии за реку Кума. Войска Северной группы начали преследование.
В последний день 1942 года Сталинградский фронт переименовали в Южный. Мы были рады, что он возродился. Наступая в направлении Ростова, наши войска поставили под угрозу тылы всей кавказской группировки противника.
По плану командования воздушной армии батальоны аэродромного обслуживания должны были передвигаться «перекатами»: половина их обеспечивала авиаполки в исходном положении, остальные следовали за наземными войсками и готовили новые аэродромы к приему летных частей. Был выделен резерв из нескольких БАО для решения непредвиденных задач.
С аэродрома Троицкое самолеты из-за плохой погоды не выпускались в воздух. Поэтому генерал Алексеев и несколько штабных командиров выехали в авиачасти на автомобилях. К счастью, радиотелефонная связь действовала бесперебойно. В войска 44-й армии, развившей наступление на Моздок, и в кавалерийские корпуса были заранее посланы оперативные группы и авиационные представители. Это способствовало улучшению управления боем и взаимодействия авиации с сухопутными войсками.
К концу дня узнали: бои идут в Моздоке и севернее его. Наши штурмовики действуют парами, истребители из-за ненастья вынуждены оставаться на