— Я спрошу.
— Спроси. Слушай, дорогой… — Ждан почесал подбородок. — А по этой дороге, если не сворачивать, в Грозный можно попасть?
— Конечно!
— Понятно. У тебя как с бензином?
— Полный бак. Э, я в Грозный не могу подбросить, товарищ! У меня дела в Шали. Вот поехали в Шали, посидим, хлеб покушаем, вина выпьем. У меня зять рыбу с Севера привез — муксун называется. Слышал?
— Слышал, — тяжело отозвался полковник.
— Рыбу испортить — одна минута. Масло, перец, петрушка… Руки бы оторвал. К рыбе, кроме алычовой приправы, ничего не надо! — И водитель, словно оглядев с гримасой неприязни остальные приправы, отбросил их в сторону рукой. — Поедем?
— Конечно. Только тормозни где-нибудь за леском, дружище. Воды напился, терпеть уже сил нет.
— Это мы сделаем, — согласился водитель и, заметив на горизонте подступающий к дороге лес, нажал на педаль акселератора. — Рыбы покушаем, очень интересно будет про Юпитер послушать.
— Обязательно расскажу…
У леска «Победа» остановилась, и Ждан, выйдя, стал обходить машину…
На милицейском посту скучали двое. Машин в этот день было много: за один только час прошли три на юг и две на север. За последние пятнадцать послевоенных лет люди стали обрастать машинами, как раньше обрастали домашней скотиной. И все лица — знакомые. Но хозяин серой «Победы» ехал здесь, по всей видимости, впервые. Обычно за триста метров местные сбрасывают скорость, чтобы поздороваться, рыбы сушеной передать, кураги или просто воды из домашнего колодца.
Этот же несся на всех парах и останавливаться, по-видимому, не собирался.
— Проверю его, — сказал старлей и направился к обочине.
Заметив на проезжей части фигуру в форме, водитель стал останавливаться.
Но из машины не вышел. Как-то не по-местному это выглядело. Выйти и пожать руку милиционеру здесь — святое дело. Но водитель продолжал сидеть за рулем и ждал, пока к нему подойдет инспектор.
— Куда спешим, товарищ автолюбитель?
— В Шали, — ответил Ждан. Он был спокоен, лишь пальцы на руле прыгнули пару раз. — Я могу ехать?
— Конечно. Только сначала документы предъявим.
Ждан подумал.
— А если я заплачу, ребята? Спешу — ужас! Сколько с меня?
Переодевшись в одежду водителя «Победы», полковник обнаружил в карманах тридцать пять рублей. Он никак не мог понять, много это или мало. Но готов был отдать все.
Он напрасно начал этот разговор. Это на самом деле был одна тысяча девятьсот пятьдесят девятый год. То время, когда милиционерам в горах денег еще не предлагали. Потому что не за что было предлагать. Ждан не понимал, как усложнил ситуацию. Как не понимал и того, что теперь его просто так, не удостоверившись в законопослушности, не отпустят.
— Сколько… Странный вопрос, дорогой. — Старший лейтенант поправил ремень. — Водительское удостоверение.
— Да я же ничего не сделал! Просто еду! Зачем останавливать? У брата сестра в Шали в больнице, рожает!
— А в пятидесяти километрах отсюда совершила побег банда заключенных. Обезоружила караул, убила восьмерых караульных и бежала. Откуда я знаю, что вы не из этой банды?
— Господи помилуй! Я из Грозного, ученый! Ребята, возьмите деньги, и я поехал, а?..
— Вы о людях, гражданин водитель, совершенно не думаете… Вам бы деньги только платить. А человечность, ее ведь, как говорится, не купишь…
Они работали вместе — старлей со старшиной — еще с тех незапамятных времен, когда первый был младшим лейтенантом, а он — младшим сержантом. Оба почти в один день вернулись с войны и теперь работали в ГАИ. Понимали друг друга с полуслова, с полужеста, а поэтому, когда старлей стал еще в начале разговора обращаться с водителем серой «Победы» так, как никогда не позволял себе обращаться с автовладельцами при нормальном течении службы, сержант отошел чуть вправо, чтобы перед ним был обзор «Победы», и сухо закашлялся. Услышав это, офицер стал просить пассажира выйти из машины.
— Да что с вами происходит? — пробормотал Ждан, снова погружая руки в карманы. — Деньги предложил, а вы все равно не хотите меня отпускать. Выпишите мне квитанцию тогда… что ли… Я же не могу, черт возьми, стоять здесь всю жизнь!
— Вы, товарищ автолюбитель, не кричите, — нахмурился старлей. — Не нарушайте. Время проверки не ограничено. Я вообще могу вас на три часа задержать.
Дверь клацнула и отъехала в сторону.
— Мы долго здесь стоять будем? В чем проблема, офицер?
Ждан вышел и, хищно сощурившись, вдруг резко повернул голову назад, на дорогу. Там, на горизонте, в самом конце длинной и белой дороги, показалась черная точка. На его лице сыграл желвак, и он опустил голову. Покрутил головой, словно обдумывая что-то, и во время этого жеста еще раз оценил расположение на дороге второго милиционера.
— Значит, не отпустите?
— Как? — вскинул руки старлей и упер в бока — правая рука случайно опустилась на белую кобуру. — Как без проверки? — повторил он еще громче, приоткрывая кобуру.
— Скверно, — сказал Ждан и вдруг оторвал взгляд от дороги и упер его в глаза офицера. — Очень скверно.
Правая пола его куртки выбросилась вперед, словно под натиском шквала ветра, из нее, взорвавшейся со звуком вскрываемого шампанского, вылетела пыль, и сержант, увидев эту картину, в первую секунду не понял, что коллега его обречен.
Пуля, вылетев из ствола пистолета в кармане Ждана, пробила подкладку, материю и с глухим стуком ударилась в ватную куртку офицера. Из отверстия в синей материи тотчас была выброшена, как гейзером, струя пыли, потом клок ваты, а после и кровь.
Шагнув назад, старлей стал негнущимися от болевого шока пальцами лапать кобуру, которую отечественный производитель сделал таким образом, чтобы достать быстро оружие не получалось даже в нормальных условиях, стал смотреть на водителя, уже подбирающего вынутый из кармана пистолет второй рукой… Нет, не изумленным взглядом. Взглядом сожаления, что не успел. Что не среагировал первым, хотя с первой фразы разговора увидел, что правая пола пальто собеседника оттягивается сильнее, чем левая.
И пассажира в спортивной куртке, в каких ходят туристы и спортсмены, через стекло давно заметил, и то, как за все время разговора он не поднял рук выше пояса. И даже не пошевелился. Это невозможно, чтобы за несколько минут томительного ожидания в машине человек не почесал бы ухо, не ковырнулся в носу или просто не растер бы глаз. Но он все время сидел и держал руки внизу.
И только сейчас, когда опускался на колени, разглядел на шее пассажира черное пятно. То место, куда вошла, обжигая кожу, пуля от выстрела в упор…
Он не успевал даже вынуть из упрямой кобуры пистолет. Да и что толку было его выдергивать, если после этого нужно будет и предохранитель снять, и патрон в патронник загнать… Он не успеет сделать и половины этого. Он не успевал даже додумать эту мысль до конца.
Перед глазами офицера в тот момент, когда он услышал с обочины короткую очередь, снова появилось оружие. И с этого мгновения время для старлея начало останавливаться… Как в замедленном воспроизведении, он видел, как импортный пистолет в руке его — теперь это было ясно даже старлею — убийцы дернулся, вороненый затвор медленно, выбрасывая блестящую гильзу, поехал назад, и старлея снова ударило… И снова под сердце, туда, где в кармане куртки лежало уже насквозь пропитанное кровью служебное удостоверение… Он на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, перед ним стояло облако, похожее на верблюда…
