Маслёнку смени, я видел у кладовщика, новые привезли. У них носик подлиннее, аккуратнее будет. А вот здесь, — Генка протянул руку в дальний угол ящика, — здесь я запасные резцы положил, на всякий случай.
Степан Егорович к ним не подходил. Он только косился в их сторону. Когда Генка упомянул про запасные резцы, он только крякнул: вот они, оказывается, где резцы, а он-то их искал. Из-под носа утянул! И когда только успел?
Прогудел гудок.
Как всегда, Геннадий Тимохин и отец вышли с завода вместе.
В проходной, отдавая табель, Генка подмигнул табельщице и сказал, точно прощался до завтрашнего дня:
— До свиданья, Анюточка! Краснофлотский привет!..
Торжественные проводы
Тимохины ждали гостей: Настенька накрывала на стол, а тётя Маша присела отдохнуть.
— Что-то я рук не подниму, — сказала она.
— Волнуешься, — сказала Настенька. — Что ты, его на фронт провожаешь, что ли? Войны нет.
— Войны нет, а они всё равно норовят; газеты-то я читаю.
— Ну и что же?
— Что же, не могут некоторые в мире-то жить. Вот и приходится армию набирать, а так на кой бы она: нам и дома руки нужны.
Настенька старалась, чтобы всё было понаряднее. Посредине стола стоял глиняный кувшин, а в нём последние цветы — пёстрые осенние астры. Она всё приглядывалась, как и что на столе поставить: то что-нибудь передвинет, то поправит. Сама она тоже была нарядная — надела синее платье в крапинку и косы уложила высоким венчиком.
— Я там барбариски купила, — сказала тётя Маша, — положи ему в чемодан, а то забудем. Захочет кисленького — найдёт, обрадуется.
— Он и сладенькое любит, — засмеялась Настенька.
— Положи, положи! — Тётя Маша поднялась и пошла в кухню поглядеть своё хозяйство. Нагнулась там над кастрюльками да и поплакала.
Наконец всё было готово. Все собрались, но за стол не садились. Не пришли из школы ни Макар, ни Алёша. Ждали только их.
— Бегут, — сказал Миша: он увидел ребят в окно.
Дверь распахнулась, и первым появился Макар, а за ним, не снимая пальто, — Алёша.
— Глядите! — сказал Макар и помог Алёше расстегнуться.
Алёша был с красным галстуком.
— Ну, брат, тебя не узнать, — сказал Геннадий.
— Ну-ка, ну-ка! — Степан Егорович помог сконфуженному Алёше снять пальто. — Поздравляю! Что же это ты по секрету в пионеры пошёл!
— Один я знал! — кричал Макар. — Мы нарочно так подгадали.
Алёша не ожидал такой встречи. Его поздравляли серьёзно и торжественно. Только Фёдор Александрович хотел было, как раньше, поднять его на руки.
— Не надо! — сказал Алёша.
И тётя Маша тоже его остановила.
— Разве пионеров тетешкают? — сказала она.
— Алёша, садись рядом со мной, — предложил Геннадий.
— С Геной, с Геной непременно! — закричали все.
— Ты теперь его смена, Алёша, — сказала Настенька. — Ты теперь мамин часовой.
— Поди, что я тебе скажу, — сказал Геннадий и, нагнувшись, сказал тихо одному Алёше. — Ты, когда мне будешь писать, пиши всегда правду. А то, может, мать заболеет или что-нибудь ещё, обязательно пиши. Хорошо? Я на тебя надеяться буду.
— Хорошо, — ответил Алёша.
— Ну, дорогие товарищи, прошу, — сказал Степан Егорович, и все стали садиться за стол, шумно отодвигая стулья.
— Можно рядышком? — спросил Фёдор Александрович.
— Пожалуйста, только я буду бегать, я же хозяйка, — ответила Настенька и подвинулась, чтобы Фёдор Александрович мог сесть с ней рядом.
Во главе стола сидела тётя Маша, рядом с ней — притихший Геннадий и самый младший в этой большой, дружной семье — Алёша Бодров.
Первый тост произнёс Анатолий Павлович. Он начал говорить очень красиво.
— Представим себе, дорогие друзья, что среди необозримого морского простора идёт сторожевой корабль и… — Дальше он немного спутался, но все поняли, что на этом сторожевом корабле должен плыть славный моряк Геннадий Тимохин.
Анатолий Павлович передохнул и кончил речь совсем хорошо:
— Да здравствует Советская Армия!
Все встали.
— Генка, а Генка! Как же я буду писать, адреса-то у меня нет? — спрашивал Алёша шёпотом, дёргая Геннадия за рукав.
— А я тебе сообщу, — ответил Геннадий тоже тихо, так, что никто не слыхал.
— Не секретничать, не секретничать, — сказала Татьяна Лукинична. — За столом не секретничают.
— А у нас с ним хороший секрет, — сказал Геннадий. — Правда?
— Правда, — ответил Алёша и поглядел на Макара.
Они же с Макаром поклялись, что между ними будет самая крепкая дружба и у них не должно быть никаких секретов. Но Макар смотрел на него так, что и без слов было понятно: этот секрет сегодня не считается!
— Проводы должны быть весёлыми, — сказала Настенька и подала Геннадию гитару, которая тоже уезжала с ним на флот.
Геннадий тронул струны, и все запели старую песню:
Пели все: и Гуркин, и Татьяна Лукинична, и Коган, который со своей женой пришёл на проводы.
Макар и Алёша не знали всех слов песни, но припев подхватывали громко.
Потом Миша включил радиолу, и в комнате Фёдора Александровича начались танцы. Сначала танцевали вальс, а когда вальс кончился, один из гостей, такой же пожилой, как дядя Стёпа, вдруг стал кричать:
— Русскую, русскую!
И Настенька, помахивая платочком, пошла по кругу. В пару с ней, притопывая, кружился заводской паренёк, Генкин товарищ.
