собой? — раздраженным, совершенно поменявшимся низким голосом сказала Цутаэ.
— Нет, не знаю. Можно поинтересоваться — почему? — спросил Уцуми, поглаживая начавший болеть живот.
— Неудачный бизнес. У него были огромные долги. Можно сказать, что личных средств у меня практически нет. Джип вот и тот еле-еле смогла купить. У Мидзусимы машина уже совсем старая была. Я тоже пенсионерка.
Сколько бы Цутаэ ни пыталась подчеркнуть свое плачевное положение, ее жизнь была явно не так уж плоха. И платье, не соответствующее возрасту, и блестящее на пальце кольцо говорили о роскоши. Уцуми решил еще немного нажать на нее:
— Не могли бы вы рассказать о самоубийстве Идзуми-сан?
— Могу, только какое это имеет отношение к исчезновению девочки?
Уцуми сделал недоуменное лицо:
— Пожалуй, никакого. Просто мне самому интересно.
— И что же вас так заинтересовало?
Увидев, что на лице Цутаэ неожиданно появилось недовольство, Уцуми решил задать наводящий вопрос:
— Идзуми-сан застрелился из охотничьего ружья, так? Это ведь случилось в каком-то охотничьем угодье. Запамятовал, где оно находится?
— В поселке Сиранукатё, что в Кусиро. Для меня это было полной неожиданностью. Представляете, вдруг раздается звонок из полиции. Он каждый год ездил в этот поселок, охотиться на пятнистого оленя. Знакомых у него было много, так если кто приглашал, он обязательно ехал. Сколько я его ни просила не ездить, не убивать животных, потому что это такая жестокость, он меня не слушал.
— Охота — интересное занятие. Бросить невозможно.
— Ну, может быть, для мужчин это и так. — Увидев, что Уцуми заглотнул наживку, Цутаэ разошлась, как, бывает, расходится река в нижнем течении. — Когда мне из полиции-то позвонили, у меня прямо руки опустились. Ну, представьте себе, вам неожиданно сообщают, что ваш муж застрелился из охотничьего ружья. И что пока неизвестно, самоубийство это или несчастный случай. Вложил дуло в рот и нажал курок, оставил предсмертную записку. Я когда это услышала, сразу поняла, что это может быть только самоубийство. И горевала и досадовала одновременно, что он вот так ушел, оставив меня одну. Сидела рыдала, не знала, как мне быть. Сразу же сказала Мидзусиме, что надо ехать на место происшествия, а он сказал, что для меня это слишком тяжелое зрелище и чтобы я не ехала. Так что я уж только с его костями и прахом встретилась. Сейчас думаю, что я правильно поступила. Сами посудите, так у меня только светлые воспоминания о нем остались. А там, глядишь, постепенно и скорбь, и ненависть исчезнут.
Видимо, собственный рассказ разволновал Цутаэ, она прослезилась. Не обращая внимания на ее слезы, Уцуми поинтересовался:
— А что было написано в предсмертной записке?
— Там было подробно написано, как он оказался весь в долгах. А в конце он просил Мидзусиму-сан позаботиться обо мне.
— Вот как? — усмехнулся Уцуми. — Выходит, Мидзусима-сан унаследовал вас как часть имущества.
На неприкрытый ядовитый намек Цутаэ резко замолчала. Уцуми рассматривал ее шею. Кожа бархатистее, чем у молодых женщин, как у мраморной скульптуры, что приобретает округлость и блеск от прикосновения человеческих рук. Уцуми знал от Асанумы, что в то утро, когда исчезла Юка, Мидзусима был в этом доме в постели с Цутаэ. Возможно ли, что эти показания были неправдой, что Цутаэ пыталась выгородить Мидзусиму? Слух об увлечении Мидзусимы маленькими девочками никак не давал Уцуми покоя. А если он и вправду педофил, значит ли это, что он не мог вступить в связь с немолодой женщиной? Уцуми бы не смог. Ему, питавшему сейчас отвращение к сексу, была неприятна эта обольстительность, сочившаяся из Цутаэ как губительный яд.
— По крайней мере, Мидзусима-сан благодарен супругу за то, что обеспечил его работой управляющего на весь остаток жизни.
— Так поселок же совсем не осваивается. Получается, что Мидзусима-сан работает вашим личным управляющим.
От такой шутки судорога исказила лицо Цутаэ, но улыбка не исчезла.
— Говорят, в то утро, когда исчезла Юка, вы были в постели с Мидзусимой-сан.
— Нет, — взяв себя в руки, покачала головой Цутаэ. — Мы все втроем завтракали и смотрели новости по телевизору. Я очень хорошо это помню. Мидзусима-сан у нас поклонник японской еды, я специально для него приготовила рис. И еще суп мисо. Положить в суп было нечего, и Идзуми-сан сходил в сад за домом набрать побеги имбиря. Получился супчик с морской капустой и имбирем. Муж ел вафли, яичницу и пил холодный чай. Я такие вафли отменные наловчилась печь, что про них далеко слава идет. В следующий раз, когда пожалуете, я и для вас испеку.
Уцуми чуть не стошнило.
— А верно ли, что в то утро вы никакого шума не слышали?
— Это правда, мы никого не видели и шума машины не слышали.
— Так ведь отсюда-то и дорога не видна, — перебил ее Уцуми.
— Верно, но в то утро Идзуми несколько раз выходил в сад.
— Супруг не говорил, что видел что-то?
— Если бы он что-то видел, то уж наверняка бы сказал в полиции. Он же много раз давал показания. Вы что ж, думаете, он врал?
— А почему ваш супруг выходил несколько раз?
Цутаэ улыбнулась своим воспоминаниям.
— Он по утрам в саду зарядку делал, за клумбами ухаживал, все время человек чем-то занят был. Мой супруг был не из тех, кто может сидеть на одном месте без дела. Бывало, подумаешь, так вот он где, а его уже и след простыл, — ужасный непоседа.
— И все-таки не могло ли случиться так, что он что-то упустил?
— Упустил? — Цутаэ нахмурилась, похоже не понимая, что Уцуми имеет в виду.
— В смысле, что, может быть, в какой-то момент его в саду не было.
Уцуми не спеша поднес стакан с соломинкой ко рту, медленно сглотнул. Цутаэ с недоумением наблюдала за его манерой пить.
— Знаете, Уцуми-сан, супруг мой, как бы это сказать, был здесь вроде караульного: любил отслеживать, кто проходит по этой дороге. Он все время сидел на этом стуле и смотрел на дорогу. Так что он не мог ничего упустить.
— Вот оно что. Это я просто так поинтересовался, — с издевкой улыбнулся Уцуми. — У мертвеца же не спросишь.
— Вы все время мне дерзите, — похоже, рассердилась Цутаэ и переключилась на другую тему: — А кстати, я была так удивлена, когда Исияма-сан заявился.
— С чего это?
— Ну как же! Он же стал прямо на якудзу какого-то похож. Ни за что не подумаешь, что это тот же самый человек. Мы даже с Мидзусимой-сан обсудили, что Исияма-сан подозрительный какой-то.
— И почему же он так изменился?
— Не знаю, — отвернулась Цутаэ.
— Спрошу вас без всяких обиняков: правда ведь, что во время службы в силах самообороны Мидзусима-сан был уличен в пристрастии к маленьким девочкам? Он ведь известен этой склонностью? Я думаю, что ваш супруг решил взять его на поруки и привез сюда. И сделал он это потому, что Мидзусима пришелся по вкусу его жене. Он ведь переживал, что его жена неравнодушна к другим мужчинам. Вот такие слухи тоже ходят. — Уцуми почувствовал прилив бодрости. — А дальше дело было так: Мидзусима в душе радовался, что на дачу приехали аж три маленькие девочки. Поэтому-то Идзуми-сан и вы, Цутаэ-сан, вынуждены были быть все время начеку. Ходят и такие слухи.
Казалось, Цутаэ позабавили слова Уцуми, и она вдруг разоткровенничалась:
