— Великолепно. Где он у тебя?
— В Нью-Йорке. Вот окончил Колумбийский.
— Ты должен им гордиться.
— Еще бы, Томас. Спасибо.
Доннеган порылся в сумке.
— Здесь все списки, которые мы просили?
— Даже больше. Мы добавили НАСПЦН.
— Ты просто волшебник.
Томас пожал плечами:
— По большей части это все Эдди.
Клод протянул Томасу небольшой портфель. Томас открыл его и увидел две пачки денег, плотно завернутые в бумагу и перевязанные ленточкой. Опытным глазом он сразу по толщине пачек определил, что вознаграждение оказалось даже больше обещанного. Он глянул на Клода.
— К нам присоединилась еще одна компания, — пояснил Клод. — Поэтому доля прибыли возросла.
— Может быть, пройдемся, Томас? — предложил Патрик. — Жара адская.
— Разумная идея.
Они сняли пиджаки и побрели к пирсу. В середине дня здесь почти не бывало рыболовов, вот и сейчас тут находились лишь несколько, да и те, судя по всему, больше интересовались стоявшими у их ног ведерками с пивными бутылками, чем рыбой.
Облокотившись на перила, троица стала смотреть на океан. Клод Месплед свернул себе папиросу и закурил, прикрывая спичку ладонью, после чего выбросил спичку в воду.
— Мы составили перечень баров, которые будут преобразованы в доходные дома, — сообщил он.
— Без криминала?
— Без всякого.
Томас кивнул. Достал из внутреннего кармана пиджака сигару. Отхватил кончик, поднес к ней спичку.
— И во всех есть подвалы?
— Как обычно.
— Тогда не вижу никаких сложностей. — Он принялся медленно раскуривать сигару.
— Проблема с пристанями.
— Не на моей территории.
— С канадскими пристанями.
Коглин посмотрел на Доннегана, потом на Меспледа.
— Мы над этим работаем, да-да, — произнес Доннеган.
— Работайте побыстрее.
— Томас.
Он повернулся к Меспледу:
— Ты знаешь, что произойдет, если мы перестанем их контролировать? Полоумные ирландцы и макаронники организуются, — вместо того чтобы бегать по улице, как бешеные псы, начнут контролировать портовых грузчиков и водителей грузовиков, а значит — транспорт. Они смогут диктовать условия.
— Такого никогда не случится.
Томас взглянул на наросший на конце сигары пепел. Вытянул руку и подождал, пока его не сдует ветерок. Когда на кончике сигары закраснел огонек, он снова заговорил:
— Если у них под контролем окажется транспорт, у них под контролем окажемся мы. Клод, ты у нас — человек со связями в Канаде.
— А ты — наш человек в БУП, Томас. Между тем ходят слухи о забастовке.
— Не уводи разговор в сторону.
— Сторона все та же.
Томас посмотрел на Клода; тот стряхнул пепел в море и еще раз жадно пыхнул папиросой. Покачал головой, словно удивляясь собственному гневу, и повернулся спиной к воде.
— Может быть, ты скажешь, что забастовки не будет? Ты можешь это гарантировать? Судя по тому, что я наблюдал первого мая, наше полицейское управление не очень-то надежно. Ребята ввязываются в массовые драки, и ты нас уверяешь, что в силах на них повлиять?
— Я уже год прошу тебя шепнуть об этом мэру, и каков результат?
— Не сваливай на меня, Томми.
— Я не сваливаю, Клод. Я говорю о мэре.
Клод взглянул на Доннегана, произнес: «Эх» — и выбросил окурок в море.
— Питерс — никакой не мэр, — заявил он. — И тебе это известно. Он только и делает, что валяется со своей четырнадцатилетней любовницей. Которая к тому же его кузина. А его люди все до единого — авантюристы и проходимцы, которые заставили бы покраснеть даже гангстерский кабинет Улисса Гранта?.[77] Положению твоих людей можно посочувствовать, но они сами испортили дело.
— Когда?
— В апреле. Им предложили дополнительные двести долларов, но они отказались.
— Господи боже ты мой, — произнес Томас, — стоимость жизни выросла за последнее время на семьдесят три процента. На
— Я знаю эту цифру.
— Прибавка на двести в год была бы хороша до войны. Прожиточный минимум — полторы тысячи в год, а большинство наших копов получает гораздо меньше. Они полицейские, Клод, а им приходится вкалывать за меньшую зарплату, чем у ниггеров и женщин.
Клод кивнул, положил руку на плечо Томасу, слегка сжал пальцы.
— Не могу с тобой спорить. Однако в ратуше и в кабинете комиссара есть мнение, что на твоих людей допустимо не обращать внимания, потому что они — экстренная служба. Они не имеют права вступать в профсоюз и, уж конечно, не имеют права бастовать.
— Почему не имеют? Имеют.
— Нет, Томас. — Месплед поглядел на него ясными и холодными глазами. — Патрик проводил неофициальный опрос по районам. Патрик, если тебе не трудно…
— Томас, все очень просто: я тут поговорил с нашими избирателями, и выясняется, что, если полиция осмелится забастовать, город соберет в кулак все свое недовольство — из-за безработицы, высокой стоимости жизни, войны, ниггеров, которые являются с Юга и захватывают рабочие места, да и просто из-за того, что каждое проклятущее утро приходится вставать ни свет ни заря, получая за это гроши, — и обрушит эту ярость на городские власти, да-да.
— Город восстанет, — пояснил Клод. — Как Монреаль. А знаешь, что происходит, когда люди вдруг видят толпу, внутри которой, как выясняется, они живут? Им это не нравится. Они хотят, чтобы за это кто- то поплатился. На выборах, Том. Всегда — на выборах.
Томас вздохнул и запыхтел сигарой. В его поле зрения вплыла небольшая яхта. Он разглядел на палубе три фигурки; а к югу от них собирались тяжелые тучи, ползли в сторону солнца.
Патрик Доннеган произнес:
— Если твои парни забастуют, крупные дельцы от этого лишь выиграют. Они используют эту стачку как рычаг, чтобы сокрушить организованных трудящихся, ирландцев, демократов, сокрушить всех, кто в этой стране когда-нибудь помышлял о достойной плате за достойный труд. И ты позволишь им это сделать? Ты отбросишь пролетариат на тридцать лет назад, да-да.
Томас улыбнулся этим словам:
— Не все от меня зависит, ребята. Может, если бы О’Мира, упокой господи его душу, был с нами, ко мне прислушивались бы больше, но с Кёртисом… Этот мерзавец разрушит город до основания.
— Но твой сын… — произнес Клод. — Он в БК. Насколько нам известно, он знатный оратор, весь в отца.
— Мы не обсуждаем родственников, Клод. Таково правило.
