Я посмотрел на Дре. Он то и дело сам себе улыбался и подхихикивал. Явно без медикаментов тут не обошлось.
— А кто сказал, что я знаю, где он?
Ефим вздохнул:
— Ты слишком умный, чтобы не знать, что мы знаем больше, чем говорим, что знаем.
Мне понадобилось не меньше секунды, чтобы постичь смысл произнесенных им слов.
— Мы?
— Я. Павел. Мы. А ты — часть плана, про который тебе пока знать не обязательно.
— Да неужели?
— Ага. Я играю в ее игру, а ты играешь в мою. Привози доктора.
— Зачем?
— Хочу ему кое-что сообщить. Лично.
— Мм… — протянул я. — Не уверен, что мне это нравится.
— Чувак, не беспокойся. Убивать его я не буду. Он мне нужен. Просто хочу ему лично объяснить, что мне очень хочется, чтобы он вернулся на работу. Так что захвати его с собой.
— Я у него спрошу.
— О’кей, — сказал Ефим. — До скорого. — И положил трубку.
Дре убрал крест назад под свитер, но я успел его рассмотреть. Попадись он мне в антикварной лавке, я предположил бы, что цена ему — пятьдесят долларов, не больше. Крест был из черного оникса, православный, с надписями на латыни сверху и снизу. В центре, над небольшим выступом, очевидно символизировавшим Голгофу, был выгравирован еще один крест с копьем и губкой.
— Что-то этот крест не похож на вещь, ради которой убили столько народу, — сказал Дре, запихивая крест под футболку.
— Большинство вещей, ради которых люди готовы убивать друг друга, выглядит не слишком впечатляюще.
— Но только не для тех, кто совершает эти убийства.
Я протянул руку:
— Почему бы тебе не отдать его мне?
Он улыбнулся во весь рот:
— Хрена лысого.
— Я серьезно.
— И я серьезно. — Он выпучил на меня глаза.
— Я не шучу. Я заберу его и обменяю. Какой тебе смысл рисковать своей задницей, особенно с такими типами, Дре?
Его улыбка стала еще шире.
— Ищи дураков. Можешь сколько хочешь строить из себя рыцаря в сияющих доспехах. Я на такие штучки не ведусь. Ты такой же, как все. Только и ждешь, как бы захапать крест себе. Он стоит столько же, сколько картины Ван Гога. Ты подумаешь, что
— А что же тогда ты сам не подсуетился?
— В смысле?
— Почему, говорю, ты сам его не продал?
— Потому что не знаю ни одного скупщика краденого. Я — просто картежник, сидящий на колесах, а не Вэл Килмер из «Схватки». Первый же человек, которому я покажу этот крест, застрелит меня, не успею я повернуться к нему спиной. А ты, держу пари, знаешь нужных людей. Знаешь, кому из уголовников можно доверять. Если бы ты смог, уже был бы на полпути к Мексике вместе с этой штуковиной.
— Ладно.
— Не верю я в твое бескорыстие.
— Ясное дело, не веришь, — сказал я. — Жалость какая. Только позволь поинтересоваться. Почему это Ефим все про нас знает, только не может нас найти?
— А что он про нас знает?
— Знает, что мы сейчас вместе. Он даже сказал, что игру завела Аманда, а мы все в нее играем.
— А ты еще сомневался?
Час спустя мы собирались отправиться в Комкаст-сентер в Мэнсфилде. Пока мы шли к «саабу» Дре, он снял с брелока ключ от машины и протянул его мне.
— Машина-то твоя, — сказал я.
— Учитывая, сколько я сегодня принял, вряд ли ты станешь настаивать, чтобы за рулем сидел я.
Я вел «сааб». Дре сидел рядом со мной, мечтательно глядя в окно.
— Ты не просто выпил, — сказал я.
Он повернулся ко мне:
— Ну, глотнул еще пару таблеток ксанакса. — И он снова уставился в окно.
— Пару? Или тройку?
— Вообще-то три. И догнал паксилом.
— То есть твой рецепт для ведения переговоров с русской мафией — бухло плюс колеса?
— Пока что я еще жив, — сказал он и начал покачивать брелоком с фотографией Клер у себя перед лицом, глядя на него мутным взглядом.
— Какого дьявола ты таскаешь с собой эту фотографию? — спросил я.
Он взглянул на меня:
— Потому что я ее люблю.
— Неужели?
Он пожал плечами:
— Ну, или что-то типа того.
Через полминуты он уже храпел.
При любом незаконном обмене крайне редко бывает, чтобы сторона, имеющая на руках все козыри, в последний момент не изменила место встречи. Это служит страховкой от нежелательного появления сил охраны правопорядка. Устанавливать «жучки» на ходу довольно сложно. К тому же гораздо легче обнаружить одетых в черное федеральных агентов, до зубов вооруженных микрофонами и фотоаппаратами с инфракрасными линзами, когда они судорожно пытаются окружить близлежащие кварталы.
Поэтому я предположил, что Ефим позвонит и в последнюю минуту перенесет место встречи, но все равно хотел заранее изучить ландшафт — на тот случай, если он этого не сделает. За свою жизнь я бывал в Комкаст-сентер с дюжину раз. Этот амфитеатр под открытым небом расположен в лесистой зоне штата Массачусетс. Именно здесь я видел, как Боуи выступал на разогреве у «Nine Inch Nails». Слушал Спрингстина и «Radiohead». А в прошлом году, когда приехал на концерт «Green Day», перед которыми на сцену вышли «The National», я решил, что умер и попал в рай. Иными словами, я более или менее прилично ориентировался на местности. Амфитеатр представляет собой полукруглую чашу, утопленную в еще более пологой чаше. Если подходить к ней с одной стороны, то дорога выведет тебя к амфитеатру; если с другой — то через некоторое время упрешься в парковку. В проходах во время концертов ставят ларьки, торгующие футболками, пивом, сладкой ватой, солеными крендельками и хот-догами длиной в фут.
Мы с Дре немного погуляли в окрестностях амфитеатра. С темнеющего неба падали редкие снежинки. Они мерцали, словно светлячки, и мгновенно таяли при соприкосновении с чем угодно — деревянным ларьком, землей или моим носом. Возле одного ларька, стоящего возле турникетов, я оглянулся и понял, что Дре рядом со мной больше нет. Я развернулся, поднялся по одному проходу и спустился по другому, повторяя только пройденный путь. Нашел место, где его следы разошлись с моими, и использовал его в качестве отправной точки. Я шел мимо ВИП-лож, направляясь к сцене, когда у меня зазвонил мобильник.
— Алло!
— Вы где? — раздался в трубке голос Аманды.
