— Нет, ошибаешься. Это была только малая часть всего плана. — Он внезапно накрыл ее руку, затянутую в перчатку, своей. Луиза попыталась отнять ее, но он не отпустил. — Ты знаешь, какие чувства я всегда испытывал к тебе, Луиза. И твой муж знал. Вот почему, я думаю, я никогда по-настоящему не злился на него, несмотря на вред, который он пытался причинить мне. Вот почему я никогда не слушал Виктора, пытавшегося настроить меня против тебя. — Он криво усмехнулся. — Он старался изо всех сил — ты его знаешь, — но, видишь ли, я совершенно не могу думать о тебе плохо.
Луиза опять попыталась убрать руку, но безуспешно.
— Я бы сказала, теперь ты удачно мстишь мне. Это должно очень понравиться твоему брату.
Ян, казалось, нисколько не смутился.
— Месть? Что за вздор. Я деловой человек, Луиза, так же, как ты — деловая женщина. Я всегда хотел снова работать вместе с тобой, тебе это известно. То, что я сказал в Париже, остается в силе и по сей день, но после визита крутых ребят из «Тауэрс», — он по-мальчишески наморщил нос, вновь криво усмехнувшись, — с меня было довольно. Я понял, что шанса нет никакого, следовательно, я обратил внимание на другой рынок сбыта, где была вторая первоклассная звезда, твоя сестра.
Гнев придал ей силы. Она выдернула руку.
— Я пришла не для того, чтобы говорить о Наташе и о заговоре против моей компании.
— Каком заговоре?
— Ради Бога, Ян, избавь меня от этого, не надо прикидываться невинным свидетелем, будто ты ничего не видел и ничего не слышал. Ты ведешь себя, как владелец одной из бульварных газетенок, который заявляет, что понятия не имеет, что там напечатано. Почему в рекламном ролике используется в качестве примера завышенной цены «Истребитель морщин»? Почему не кремы, предупреждающие старение, от «Шанель» или «Лаудер», которые, между прочим, стоят дороже «Истребителя морщин»?
— Хороший спрос, — твердо сказал он. — Широкая известность, хотя, как ты отлично знаешь, название совсем не показано, и «Наташа» никогда не заявляла публично, что это крем «Луизы Тауэрс».
Он замолчал, залюбовавшись ею. Господи, он отдал бы все на свете, лишь бы держать ее в своих объятиях, увидеть обнаженной, заставить ее трепетать от своих прикосновений, заставить ее желать себя столь же сильно, как он, к своему изумлению, обнаружил, хочет ее сейчас. Несколько безумных мгновений он грезил о том, как приведет ее в свою новую, изысканно отделанную квартиру с захватывающим видом на реку, уложит на огромную кушетку в стиле рококо около окна и возьмет ее среди бела дня. Что за бесплодные мечты? Случится ли такое когда-нибудь?
— Не могу поверить своим глазам, так ты хороша, Луиза. Все мужчины смотрели на тебя, когда ты вошла. У тебя фигура пятнадцатилетней девушки. Восемнадцатилетней, — поправился он, глядя на полные округлости ее грудей.
Им принесли заказ, но оба почти ничего не ели.
— Луиза, вот официальное предложение. «Эвербах» хочет купить «Луизу Тауэрс». Они готовы заключить договор на пять лет, подразумевающий программу крупных капиталовложений на каждом уровне, строительство новых фабрик и завоевание новых рынков; и, естественно, мы хотим, чтобы ты оставалась президентом столько, сколько пожелаешь.
Жгучие слезы навернулись ей на глаза. Она зажмурилась, стараясь скрыть их. Она предполагала, что именно для этого он пригласил ее, одновременно и надеялась услышать это, и боялась. Ян заметил ее слезы, но ничего не сказал.
— Мы хотим построить прочную косметическую империю, с «Наташей» и прочими фирмами на расширяющемся массовом потребительском рынке, и «Луизой Тауэрс» в качестве главной драгоценности в короне среди других наших престижных компаний. — Его тон смягчился. — Глупо говорить, что все будет, как прежде. Наступают иные времена; ты и я вместе. Я не могу придумать другой такой непобедимой команды.
Слова из последнего письма Бенедикта непрошенными всплыли в памяти. Бенедикт не хотел даже, чтобы она продолжала работать в «Луизе Тауэрс», и сделал все возможное, чтобы помешать этому, предполагая, что она будет чувствовать себя слишком униженной, чтобы остаться, и сначала его надежды оправдались. Но вот сидел человек, не знавший ревности, восхищавшийся ею и ее работой в течение многих лет, и тем не менее она не имела права воспользоваться грандиозным шансом, который он предлагал ей и компании.
Он неверно истолковал ее слезы.
— Если тебя беспокоит, как все фирмы смогут работать вместе, уверяю тебя, это можно уладить. Каковы бы ни были причины твоих разногласий с сестрой — а мне о них ничего неизвестно, — «Эвербах» делает ставку на децентрализацию, за исключением финансового контроля. «Наташа» действует независимо, со своей главной административной группой, дважды в год «Эвери» производит ревизию бюджета, и такая схема работает для всех наших предприятий. То же самое будет с «Луизой Тауэрс», и, конечно, в вашем случае…
— Я не могу сделать этого, Ян.
Она всегда была бледной, а сейчас побелела еще сильнее.
— Почему нет, Луиза? Я предлагаю прекрасный союз, — уговаривал он. — Все, о чем я говорил в Париже, еще более актуально сегодня, сейчас, когда Бенедикт умер и компания «Тауэрс фармасетикалз» не связана с косметическим бизнесом. У «Луизы Тауэрс» будут неприятности, учитывая обострившуюся конкуренцию. Настало время нам объединить свои усилия на основе солидной программы инвестирования.
Она повторила, и на сей раз грусть отчетливо слышалась в ее голосе:
— Я не могу. Это невозможно.
— Что ты имеешь в виду? Может быть, нам сесть за стол переговоров с Норрисом и командой юридических консультантов «Луизы Тауэрс», чтобы я мог все объяснить подробнее?
— Нет, — резко ответила она. Ее охватил жгучий стыд при мысли, что Ян может когда-нибудь узнать, что сделал Бенедикт. Она должна уйти отсюда, иначе она сломается. Она начала подниматься, но Ян яростно толкнул ее обратно.
— Не нужно показывать всем, как ты ненавидишь меня. Имей хотя бы совесть и не унижай меня таким образом.
— О, Ян, я отнюдь не ненавижу тебя. Напротив, несмотря на Наташу… несмотря…
— Несмотря на что? Я вновь и вновь признаюсь тебе в своих чувствах. Что еще я должен подумать, кроме того, что тебе на меня наплевать, и так всегда было и будет? — Он проглотил остатки своего перье, а потом кофе. Она не проронила ни звука, зная, что если попробует заговорить, то разрыдается.
— Следовательно, таков ответ, да? Тебя это не интересует? Объявление войны? — Он безуспешно старался притвориться беззаботным.
— Ян… — у нее сорвался голос. Если бы он только знал, но она никогда не сможет сказать ему правду, слишком уж она унизительна. — Ян, — повторила она, — я хотела бы, чтобы мы были друзьями. Я восхищаюсь тобой, ты мне нравишься больше, чем я могу сказать, но… — снова ей стало трудно говорить, — обстоятельства против нас. Я желаю тебе только добра.
Он встал и отвесил ей иронический полупоклон.
— Как мило. Я разделяю ваши чувства, миссис Тауэрс. Я тоже желаю вам всего хорошего.
В тот день Луиза позвонила Генри Дэвидсону, а позже, на той же неделе, встретилась с ним и показала копию завещания.
— Не могу ничего обещать, но если остались какие-то лазейки, я найду их, — заверил он ее.
Она не особенно надеялась на это. В течение многих лет она видела, с какой тщательностью Бенедикт вел свои дела. Всегда ищи лазейки. Она слышала от него эту фразу тысячу раз, когда он завинчивал все гайки, чтобы наверняка не осталось ни одной лазеечки.
Луиза была очень занята, твердо намереваясь вывести «Луизу Тауэрс» на передовые позиции, и потому не тратила ни минуты на напрасные сожаления. Отдел маркетинга убеждал ее нанести встречный
