разбить, но даже ничего не задеть.
— Вы уж мне позвольте устроиться поближе к доктору, — сказала лошадь. — Я на старости стала плохо слышать.
Доктор Дулиттл очень обрадовался встрече со старой лошадью.
— Как ты поживаешь, старушка? — спросил он. — Вдоволь ли у тебя было овса и сена, пока я отсутствовал?
— Всего было вдоволь, спасибо, — ответила лошадь. — Но только я чувствовала себя очень одиноко. Мне не хватало вас и О’Скалли. Он ведь часто заходил ко мне в конюшню поохотиться на крыс и перекинуться со мной словечком. А одиночество, особенно в старости, — штука не очень приятная.
Доктор устроился поудобнее в кресле и только открыл было рот, как в окно снова постучали.
— Кого еще к нам принесло? — хрюкнул не на шутку рассердившийся поросенок.
Я раскрыл окошко, и в столовую впорхнули три птицы: Горлопан со своей женой, маленькой неунывающей воробьихой, и вожак ласточек Проворный.
— Наконец-то! — чирикнул воробей и сел прямо на стол. — Мы с моей воробьихой облетели все ваши окна и двери, пытались хоть как-то проникнуть в дом. Легче ворваться в Лондонский банк, чем к вам. Ну да ладно, раз уж мы снова все вместе… Я так рад, так рад! Только мы сели было с моей старушкой в наше гнездо в ухе святого Варфоломея — мы все еще там живем, — как вдруг слышим: голуби пристроились на голове святого Иакова и переговариваются. Я навострил ухо, и что же? Оказывается, они уже знают, что вы возвращаетесь! Говорю я тогда моей старушке: «Давай-ка слетаем в Паддлеби, проверим, правда ли это. Голуби — птицы особые, умом не отличаются, могли и что-нибудь напутать». «Конечно, ты прав», — ответила мне моя воробьиха. Она мне всегда так отвечает, потому что я всегда прав. И вот мы здесь. Должен вам сказать, что…
— Да замолчи же ты, балаболка, — одернула его Бу-Бу. — Мы не собираемся всю ночь слушать тебя. Только доктор начал нам рассказывать о своем путешествии, как тут тебя нелегкая принесла.
Горлопан с опаской взглянул на сову, склюнул со стола крошку хлеба и с полным клювом проворчал:
— Ладно уж тебе… Разве ты хозяйка в этом доме? Эй, Проворный, устраивайся, здесь теплее.
Отважная ласточка, не раз пересекавшая океан, скромно сидела в уголке возле свечи. В тот год Проворный прилетел в Европу раньше обычного, но теперь погода неожиданно испортилась. Когда он сел на стол, все увидели, что маленькая птичка дрожит от холода.
— Я рад видеть вас, доктор Дулиттл, — сказал Проворный. — Простите, мы не хотели вам мешать. Прошу вас, рассказывайте.
Глава 4. Новый зоопарк
В ту ночь доктор Джон Дулиттл долго, очень долго рассказывал своим друзьям историю путешествия. Хрюкки время от времени засыпал, а просыпаясь, злился сам на себя. «Да что же это я? — мысленно ругал он себя. — Как же это я задремал? Ведь я так пропущу самое интересное!»
Когда часы пробили два часа ночи, доктор велел всем идти спать, хотя он еще не добрался и до середины истории.
— Немедленно ложитесь спать! — сказал он и зевнул. — Завтра вечером я непременно расскажу вам, что приключилось с нами дальше.
Следующий день выдался для доктора очень трудным. Это был один из самых тяжелых рабочих дней, которые когда-либо выпадали на его долю. Хлопот было невпроворот. Все живое требовало от него внимания и помощи. С восхода солнца у дверей его кабинета уже ждали пациенты: белка со сломанным коготком, облысевший по непонятной причине кролик и лиса с больным, воспаленным глазом. А сад! Что стало с любимым садом доктора Дулиттла! Он был в таком плачевном состоянии, что доктор едва не расплакался, когда утром вышел на порог и в первых солнечных лучах увидел буйные сорняки и одичавшие деревья.
К счастью, ждавшие его всю ночь напролет птицы развлекли немного доктора Дулиттла.
Мы с Бед-Окуром заметили, как сильно огорчился доктор, когда увидел запустение в своем любимом саду, и решили немедленно засучить рукава и взяться за дело. Чи-Чи, а вместе с ней и другие звери — полевые мыши, крысы, бобры и белки — предложили нам свою помощь. Я и не подозревал, на что способны эти маленькие существа. Обычно все садовники пытаются избавиться от кротов, но тут я собственными глазами увидел, насколько они трудолюбивы. Два кротовьих семейства пропололи все грядки с лекарственными растениями вдоль ограды и разрыхлили землю вокруг персиковых деревьев. И выполнили работу лучше любого садовника! Они очистили корни деревьев и кустов от сорняков, а вырванную сорную траву складывали в кучи, которые Чи-Чи увозила на садовой тележке. Белки ловко собирали опавшие ветки, листья и другой мусор, покрывший садовые дорожки толстым слоем, и сваливали весь хлам в большую яму за конюшней. Барсуки и бобры помогали обрезать яблоневые деревья.
Тем временем Бу-Бу подсчитала, сколько денег осталось в копилке, и к полудню, когда все было умножено и разделено, прибавлено и вычтено, пригласила доктора и сказала:
— У нас осталось на ведение хозяйства всего полтора шиллинга.
— Боже! — вскричала Крякки. — При аппетите черного принца этого нам хватит дня на три, не больше!
— Посмотрим, что можно сделать, — неуверенно произнес доктор и принялся рыться в карманах сюртука. Но карманы были пусты. Тогда он запустил руку в задний карман брюк, и тут его лицо засветилось от радости.
На ладони доктора лежала целая горсть серебряных песо с острова Капа-Бланка.
Однако Крякки эти монеты не особенно порадовали. Она по собственному опыту знала, что, как только у доктора заводились деньги, он тут же спускал их на что-нибудь совершенно бесполезное.
Когда доктор ушел присмотреть за работами в саду, три кумушки — Бу-Бу, Полли и Крякки — остались на кухне и принялись держать совет, что же им делать и как заставить доктора хотя бы немножко подзаработать. Когда я заглянул на кухню и увидел их сидящими в кружок, то не смог сдержать улыбки. Птицы степенно покачивали головами и были ужасно похожи на встретившихся у колодца соседок.
В то утро доктор также занялся своим зоопарком. Пришел Мэтьюз Магг, и они отправились туда вместе. Я увязался за ними.
Тогда в зоопарке уже не оставалось почти никого из прежних обитателей. Многих зверей доктор отправил по домам еще до своего отъезда, потому как считал, что один Мэтьюз не справится с такой уймой зверей; в звериных домиках зоопарка остались только те, кто очень хотел остаться, да и то все они были северными жителями: сурок, норка, песец.
— Вот что я тебе скажу, Стаббинс, — произнес доктор, когда мы шагали мимо пустых клеток. Мэтьюз постарался на славу, и клетки были чистые и в образцовом порядке — заселяйся и живи. — Так вот, Стаббинс, — продолжал доктор, — я хочу в корне изменить условия жизни зверей в моем зоопарке. До сих пор здесь в основном гостили иностранцы, заморские редкие животные. Здесь побывали почти все, кроме крупных хищников. Теперь же мне хочется предложить нашим родным зверям тоже поселиться у меня. Думаю, многие из них — гораздо больше, чем может поместить наш дом, — согласились бы жить вместе с нами. Места здесь много. Ты посмотри: когда-то на этом месте стоял старый замок, теперь от него осталась только ограда, поэтому никто чужой не сможет проникнуть внутрь и потревожить наших жильцов. А мы здесь устроим зоопарк совершенно иного рода, не такой, как обычно. Никаких клеток, только дома для зверей, настоящий звериный город. А в нем будут клубы, где вечерами смогут собираться мыши, крысы, кролики, барсуки… Да мало ли кто еще захочет у нас поселиться. Вот они и будут коротать вечера в своих клубах. А еще надо бы построить приют для бродячих собак. Ты не представляешь, сколько бездомных дворняжек приходило ко мне и просило пристанища. Мое сердце обливалось кровью от жалости к ним, но все же каждый раз мне приходилось отказывать им. Ведь я знаю по рассказам О’Скалли, какая у них тяжелая жизнь, а найти себе хозяина они не могут, потому что люди предпочитают так называемых породистых собак. Какая ерунда! Как будто беспородные собаки хуже тех, что получают призы на
