Ничто так не украшает город, как магазины. Мы будем продавать там орехи белкам и пшеничные зерна мышам. А еще следовало бы открыть небольшие кафе и ресторанчики, где можно поужинать, когда поздно возвращаешься домой и нет ни времени, ни желания заниматься стряпней.
Ошарашенная Полли долго смотрела на белую мышь, а затем спросила:
— А кто будет работать в этих магазинах? Ведь сами по себе ни магазины, ни рестораны не растут как грибы.
— Какие пустяки! — ничуть не смутилась белая мышь. — У меня уйма знакомых крыс и мышей, которые запляшут от радости, если им разрешат торговать орехами или открыть харчевню. Мы, грызуны, прирожденные торговцы, у нас это в крови.
— Это уж точно — где пахнет выгодой, вы тут как тут, — хмыкнула Полли. — Но не забывай, что в зоопарке будут жить не только крысы и мыши.
— А мы и остальным оставим местечко, — не сдавалась белая мышь. — Просто-напросто в городе будет несколько разных районов, где поселятся разные звери. У мышей — свой район, у белок — свой. И не забудь, Том, что ты обещал мне разместить наш клуб на пригорке у забора.
Работы было невпроворот, но мало-помалу мы закончили план и выстроили новый зоопарк Наконец его двери распахнулись перед жильцами. В зоопарке были приют для бездомных собак, клуб для крыс и мышей, гостиница для белок, большой зал, где вечерами собирались лисы, дом для барсуков и меблированные комнаты для кроликов — большая яма с удобными норами, рядом с которой росли капуста и морковка.
Нам оставалось только тщательно следить за тем, чтобы число жильцов не увеличивалось, потому что сразу же после открытия зоопарка нас буквально взяли в осаду тысячи и тысячи желающих поселиться там.
В каждом клубе был свой совет во главе с председателем. Доктор Дулиттл не вмешивался в их дела и требовал соблюдения лишь одного-единственного условия — не охотиться в стенах города. Ни одна собака не имела права охотиться на крыс, ни одной лисице не разрешалось гоняться за белками и птицами.
И случилось невероятное: когда звери перестали бояться за свою жизнь, все изменилось. Никто ни с кем не ссорился, лисицы и собаки мирно разгуливали по центральной улице и заходили в одни и те же магазины. Я часто собственными глазами видел, как белка-мать укладывала детей спать на свежем воздухе и совсем не опасалась, что дремлющий на солнышке терьер утащит ее малышей.
Мыши и крысы прекрасно знали городскую жизнь. Еще бы, ведь они всегда селились в лавочках, магазинах и харчевнях. Поэтому именно они и вели всю торговлю в зоопарке. Было очень забавно смотреть, как собаки покупают у огромной крысы сахарные косточки, птицы — пшено, кролики — пучки зелени, а мыши разносят товары по домам и даже заходят в конуру к бульдогу или в лисью нору.
Глава 6. Мы опять без денег
Когда я сказал, что в городе зверей никто ни с кем никогда не ссорился, это было не совсем правдой. Собаки и в самом деле не нападали на лисиц и на крыс, лисы не трогали кроликов. Но все же время от времени среди зверей начинались раздоры. Собаки дрались с собаками, лисы с лисами, барсуки с барсуками. Да, наверное, так оно и должно было быть. Зверей было много, у каждого был свой нрав, свои вкусы и пристрастия. Если уж даже двое родных братьев не могут обойтись без драки, то что уж говорить о животных.
Иногда в зоопарке происходили настоящие сражения, особенно часто это случалось в первые месяцы, пока звери не образовали всяческие общества, сообразно своим наклонностям. Хуже всех вели себя барсуки. Я-то думал, что эти неуклюжие толстяки — самые добродушные в мире существа. На деле же оказалось совсем не так. Даже когда остальные звери перемирились и передружились, барсуки никак не хотели уняться. У них была своя собственная харчевня, где они собирались вечерами и развлекались. Чаще всего они играли в одну и ту же игру, проводили па земле длинную черту и бросали вдоль нее камушки. Ни я, ни доктор Дулиттл никак не могли понять, в чем заключается смысл этой игры и кто в ней выигрывает — тот, кто бросил дальше всех, или тот, кто бросил точнее всех?
Нам ни разу не удалось досмотреть эту игру до конца: всякий раз, когда игра подходила к концу, барсуки начинали выяснять, кто же из них победил, и дело завершалось общей свалкой.
Нередко случалось даже, что ночью к доктору или ко мне прибегала перепуганная белка, будила нас и с дрожью в голосе говорила:
— Там… там снова… барсуки устроили потасовку и переполошили весь город.
И нам приходилось вскакивать с теплых постелей, бежать в зоопарк и урезонивать драчунов.
В конце концов нам это надоело, и мы с помощью белой мыши — она теперь была градоначальницей и очень тем гордилась — создали полицию. Комиссаром полиции стал большой и важный бульдог. У него служили два пса-стражника, два лиса-сыщика, а две сороки летали над городом и следили за порядком. Стоило им увидеть что-либо подозрительное, как они тут же вызывали стражу. С тех пор любители потасовок были вынуждены держать себя в узде и не затевать драки в харчевне. Не один раз псы арестовывали того или другого барсука и запирали на ночь в тюрьму.
Первым в городе зверей угодил за решетку, как вы думаете, кто? Поросенок Хрюкки! Однажды днем он заметил, какая крупная морковка выросла на грядках у кроликов, и ночью влез туда, чтобы вдоволь полакомиться. Однако от лиса-сыщика ему не удалось уйти. Тот выследил поросенка, схватил и надел на него наручники. Не успел поросенок даже сказать: «Что такое? Как ты смеешь?» — как уже был арестован и посажен в тюрьму.
Наутро поросенок предстал перед судом. В тот день судьей была белая мышь. Ей хотелось строго наказать Хрюкки, чтобы другим неповадно было, но за поросенка вступился доктор Дулиттл.
— Отпустите его, — попросил доктор. — Ручаюсь вам, что больше он не будет таскать чужую морковку. Я сам присмотрю за ним.
Поросенка отпустили восвояси. Белая мышь сказала ему на прощанье:
— Смотри у меня, еще раз попадешься — мы заставим тебя шесть дней рыхлить наши грядки да еще наденем на пятачок намордник, чтобы ты ни одной морковки не слопал.
Крохотная белая мышка стояла перед огромным толстым поросенком и грозила ему лапкой!
Не меньше забот доставляли нам собаки. Сейчас я расскажу, как мы обустроили приют для бродячих псов.
О таком приюте доктор Дулиттл подумывал уже давно, и О’Скалли не мог дождаться, когда же доктор наконец-то даст прибежище его бездомным приятелям. Теперь он был на седьмом небе от радости и вместе с Тобби и Скоком взялся за дело.
— Бывают собаки, — растолковывал он мне, — кто рым нет ничего милей собственной конуры, где они и живут в одиночестве. А есть другие, которые готовы даже сахарную кость променять на хорошую компанию, им нужен один общий дом.
Поэтому мы и построили для собак один большой дом, а вокруг — уйму небольших конурок. Строили их я и Бед-Окур, а О’Скалли с Тобби и Скоком подсказывали нам, как лучше справиться с работой. Особенно старался Тобби. Он всегда был горазд на выдумки, а тут и вовсе разошелся — сделайте так, сделайте эдак. Предложения сыпались из него, как из рога изобилия. Сам он был небольшим, этакая собака-коротышка, поэтому ему хотелось, чтобы в доме было удобно жить прежде всего таким же, как и он.
Должен признать, что когда дом был готов, я убедился, насколько он удобен. Это было удивительное сооружение. Легкие двери висели на хорошо смазанных петлях, и собаке достаточно было слегка нажать носом, чтобы они открылись. В комнатах были камины, такие широкие, что возле них могли лечь на коврик не меньше дюжины собак. У стен стояли мягкие диваны на низеньких ножках, чтобы любая собачья мелюзга могла без труда взобраться на них и понежиться на мягких подушках. У входа в дом лежал половичок, о который псы, как благовоспитанные люди, тщательно вытирали лапы. В каждой комнате стояла миска с водой, а чтобы повсюду не валялись кости, у дверей стояла подставка, вроде тех, что стоят в
