— Он спас тебе жизнь.
Майкл погрузился в воспоминания о той первой встрече, когда он понял, что получил шанс вернуть утраченное.
— Именно так.
Она наклонилась и поцеловала его распухшую губу, а потом лизнула ее язычком. Чего он определенно не заслуживал.
Сжав кулак, он оторвался от ее губ, безнадежно мечтая целовать ее и дальше. Но он не мог позволить ей — не мог позволить себе — и дальше забывать, кто он такой на самом деле... что он такое.
— Я потерял все, Пенелопа. Все. Деньги, земли, содержимое моих домов... домов моего отца. Потерял все, что напоминало мне о них. — Наступило долгое молчание. Затем он тихо добавил: — Я потерял тебя.
Она склонила голову набок, пригвоздив его взглядом к месту.
— Ты восстановил все это, Майкл. Удвоил. И даже больше.
Он покачал головой:
— Только не самое главное. Уважение. Место в обществе. Все то, что я должен дать жене. То, что должен дать тебе.
— Майкл...
Он услышал осуждение в ее голосе, но проигнорировал его.
— Ты меня не слушаешь. Я не тот человек, который тебе нужен. И никогда им не был. Ты заслуживаешь того, кто не совершил моих ошибок. Того, кто обеспечит тебе титулы, респектабельность, благопристойность и совершенство. — Он помолчал, почти с ненавистью ощущая, что она оцепенела в его объятиях, не желая признавать правду. А затем посмотрел ей в глаза, заставив себя произнести остальное: — Мне жаль, что я не тот человек, Шестипенсовик. Но я не он. Разве ты не видишь? У меня ничего этого нет. Нет ничего, достойного тебя. Ничего, что сделает тебя счастливой.
— Но почему ты так думаешь? — спросила она. — В тебе есть столько всего... гораздо больше того, что мне может потребоваться.
Этого недостаточно.
Он потерял больше, чем когда-либо сможет обрести.
Пусть у него будет сотня домов, денег в двадцать раз больше, чем сейчас, любая роскошь — этого все равно будет недостаточно. Потому что это не сотрет его прошлое, его безрассудство, его неудачу.
И никогда не сделает его человеком, которого она заслуживает.
— Если бы я не вынудил тебя выйти за меня замуж... — начат он, но Пенелопа его перебила:
— Ты ни к чему меня не принуждал. Это я тебя выбрала.
Он покачал головой.
— Ты что, в самом деле не понимаешь? Почему-то ты думаешь, что, потеряв состояние, ты потерял и респектабельность. Но что такое состояние? Всего лишь деньги и земли, накопленные поколениями других людей! Это их достижение. Их честь. А не твоя. Ты... — Он услышал в ее голосе благоговение. Увидел искренность ее чувств в голубых глазах. — Ты сам создал, свое будущее. Ты сделал из себя настоящего человека!
Очаровательно, сентиментально, романтично, но ошибочно.
— Ты имеешь в виду человека, похитившего свою жену под покровом ночи, заставившего ее выйти за себя, использовавшего ее ради земли и мести, а потом... сегодня ночью... раздевшего ее догола в самом легендарном лондонском игорном аду?
Он сам услышат презрение в своем голосе и отвернулся, уставившись в темноту, клубившуюся под высоким потолком комнаты. Майкл чувствовал, что ему самое место в сточной канаве. Он хотел, чтобы она оделась и оказалась как можно дальше от него. Так будет справедливо.
— Господи! Клянусь, что больше я никогда тебя так не унижу! Прости меня, Пенелопа...
Но она не желала отступать. Взяла его за подбородок и заставила снова посмотреть себе в глаза.
— Не нужно говорить об этом так, словно ты вывалял меня в грязи. Я хотела этого. Мне это понравилось. И я не ребенок, которого можно уболтать. Я вышла за тебя замуж и нисколько об этом не сожалею. — Она помолчала и улыбнулась чудесной, яркой улыбкой. Радость и сожаление, вызванные этой единственной улыбкой, подействовали на Майкла как физический удар. — Сегодня ночью не было ни единой минуту, когда я почувствовала бы себя униженной или использованной. Совсем наоборот, мне казалось, что передо мной преклоняются.
Это потому, что он перед ней благоговеет.
— Ты заслуживаешь лучшего.
Ее брови резко сошлись на переносице. Она взлетела с кушетки, как феникс, кутаясь в его сюртук.
— Это ты меня не слушаешь. Мне очень не нравится, когда ты ставишь меня высоко на полку, где хранишь ценные вещи, которые не хочешь поломать. Я не желаю находиться на этом почетном месте. Я это ненавижу. И еще сильнее ненавижу, когда ты оставляешь меня там, боясь причинить мне боль. Боясь разбить меня, как будто я какая-то фарфоровая кукла без силы. Без характера.
Майкл встал и пошел в ее сторону. Он никогда не считал, что у нее нет характера. Да будь у нее характера чуть больше, она бы просто свела его с ума.
Он протянул к Пенелопе руку, но та отступила назад.
— Я не совершенна, Майкл. Я отказалась от совершенства, когда поняла: единственное, что оно может мне дать, — это скучный, заурядный брак с таким же совершенным супругом. — Пенелопу трясло от гнева, и он протянул к ней руки, желая привлечь ее в свои объятия, но она отшатнулась, не давая прикоснуться к себе. — А что до того, что ты не совершенен — и слава Богу за это! Я уже жила когда-то безупречной жизнью, и это было чертовски скучно. Совершенство слишком безвкусно, в нем нет изюминки. Теперь я хочу несовершенства!
Хочу мужчину, который в лесу перебросил меня через плечо и уговорил выйти за него замуж ради приключения. Хочу мужчину, который может быть холодным и знойным, который то взлетает, то падает. Того, кто управляет мужским клубом и дамским клубом, и казино, и чем там еще является это невероятное место. Думаешь, я вышла за тебя замуж вопреки твоему несовершенству? Я вышла за тебя ради твоего несовершенства, глупый ты человек. Твоего блистательного, приводящего в бешенство несовершенства!
Разумеется, это неправда. Она вышла за него, потому что он не оставил ей выбора.
Но он не собирался отпускать ее.
Не теперь, когда понял, как это чудесно — держать ее в своих объятиях.
— Пенелопа...
Он снова протянул к ней руки, и на этот раз она позволила себя обнять. Позволила прижать свое роскошное тело к его.
— Я для тебя слишком несовершенен, — прошептал он ей в висок.
— Ты для меня идеально несовершенен.
Она ошибалась, но он больше не хотел об этом думать, а вместо этого сказал:
— Ты стоишь обнаженная в игорном аду, любовь моя.
Она пробормотала свой ответ ему в грудь, и он скорее почувствовал ее слова, чем услышал:
— Просто поверить не могу.
Он погладил ее по спине, прикрытой сюртуком, и улыбнулся при мысли, что на ней его одежда.
— Зато я могу, моя сладкая авантюристка. — Поцеловал ее в белокурую макушку и сунул руку под сюртук, чтобы прикоснуться к ее прелестной груди. Пенелопа вздрогнула от удовольствия, и ему это понравилось. — Мне бы хотелось, чтобы ты каждый день оказывалась голой под моей одеждой.
Она улыбнулась:
— Я каждый день голая под моей собственной одеждой, разве ты не заметил?
Майкл застонал.
— Зачем ты мне это сказала? Как я теперь смогу заниматься делами, если буду постоянно думать о твоей наготе?
Засмеявшись, она отодвинулась от него, и они начали одеваться. Каждый раз, как Майкл протягивал к
