Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме

Флэминг уходит.

           Да, — он дойдет… Двенадцать миль…
К тому же пурга стихает…

(Пауза)

                                    Помолиться надо…
Дневник, — вот он, смиренный мой и верный
молитвенник… Начну-ка с середины…

(Читает.)

«Пятнадцатое ноября; луна
горит костром; Венера, как японский
фонарик^{131}…»

(Перелистывает)

                 «Кингсли — молодец. Все будто
играет, — крепкий, легкий… Нелады
с собачками: Цыган ослеп, а Рябчик
исчез: в тюленью прорубь, вероятно,
попал^{132}…
             Сочельник: по небу сегодня
Aurora borealis^{133} раздышалась…»

(Перелистывает)

«Февраль, восьмое: полюс. Флаг норвежский
торчит над снегом… Нас опередили^{134}.
Обидно мне за спутников моих.
Обратно…»

(Перелистывает)

             «Восемнадцатое марта.
Плутаем. Санки вязнут. Кингсли сдал.
Двадцатое: последнее какао
и порошок мясной… Болеют ноги
у Джонсона^{135}. Он очень бодр и ясен.
Мы все еще с ним говорим о том,
что будем делать после, возвратившись».
Ну, что ж… Теперь прибавить остается —
Эх, карандаш сломался…
                                   Это лучший
конец, пожалуй^{136}…
                              Господи, готов я.
Вот жизнь моя, как компасная стрелка,
потрепетав, на полюс указала,
и этот полюс — Ты…
                             На беспредельных
Твоих снегах я лыжный след оставил.
Всё. Это всё.

(Пауза.)

                   А в парке городском,
там, в Лондоне, с какой-нибудь игрушкой, —
весь солнечный, — и голые коленки…
Потом ему расскажут…

(Пауза.)

                                Тихо все.
Мне мнится: Флэминг по громадной глади
идет, идет… Передвигая лыжи
так равномерно, — раз, два… Исчезает…
А есть уже не хочется… Струится
такая слабость, тишина по телу…

(Пауза.)

И, вероятно, это бред… Я слышу…
я слышу… Неужели же возможно?
Нашли, подходят, это наши, наши…
Спокойно, капитан, спокойно… Нет же,
не бред, не ветер. Ясно различаю
скрип по снегу, движенье, снежный шаг.
Спокойно… Надо встать мне… Встретить…