обороны 7 гвардейской армии, пропустили подготовку к удару. Ночью 11-го июля, форсировав Северный Донец, 57 и 5 гвардейская армии ворвались в Белгород, подрезали основание прорыва Манштейна. Для трех 'элитных' немецких танковых дивизий: 'Адольф Гитлер', 'Великая Германия' и 'Мёртвая голова', отчётливо замаячил новый 'Сталинград'. В условиях завоевания нами полного господства в воздухе, что на Северном, что на Южном фасе, и многократного превосходства в силах и средствах, эсэсовцы были обречены. И они ослабили наступление, пытаясь укрепить фланги. Но штурмовики нашей и 5 армии буквально ходили у них по головам. Через пять дней, ударил Воронежский фронт, форсировал Ворсклу, и начал подрезать Манштейна с его левого фланга. На Северном фасе начал наступление Центральный фронт. Манштейн начал массовый отход. Ночью мы обнаружили 12 отходящих колонн противника, и обрушили на них удары всех 'ночников'. Действуя во взаимодействии с АДД, мы наводили на колонны тяжелые бомбардировщики. Блокировали дороги минными постановками, подсвечивали противника напалмом. Наносили удары сами, и корректировали огонь. Ночь превратилась в день. Немцы не выдержали, и началось бегство, вместо организованного отхода.
Это была худшая ночь в моей жизни: не приспособлен У-2 к штурмовке маршевой колонны тяжелого танкового полка! Но, выпустить немцев из готового захлопнуться мешка, я не мог. А когда из выливного прибора льётся горящий напалм, самолёт виден как днём. Я комбинировал удары: сначала наносился удар ротационными бомбами, а следом за ним шли 'вошебойки', всё равно потери были большими. Лишь к 2 часам ночи удалось подавить зенитную артиллерию, но и огонь пехоты опасен для 'рус-фанера'. В ту ночь мы помирились с Командующим. Он стоял рядом, и практически не вмешивался в управление. Слышал всю ругань, болезненно морщился при докладах, слышал, как орёт Макеев, подгоняя своих ночников. Слышал благодарность Голованова за подсветку. С двух часов докладов о потерях стало меньше, затем на связь вышел Жуков и передал благодарность Ставки за действия ночников.
— Сколько 'ночников' действовало, Владимир Александрович?
— Все три корпуса, и 14-й гвардейский полк КБФ.
— Пишите представление на звание 'Гвардейских' всем участвовавшим полкам, дивизиям и корпусам. Не выпустили вы Манштейна из мешка.
Судец повернулся ко мне:
— Я было подумал, что ты решил всю армию угробить, ан видишь, как получилось! Умеешь ты воевать, Пал Петрович, — и протянул мне руку. Мы обменялись первым рукопожатием. До этого он меня просто игнорировал.
17 июля, после артподготовки, Юго-западный фронт начал наступление на Харьков. Пятая воздушная и АДД домолачивали окружённых эсэсовцев. А мы, усиленные 225-й шад и 284-й бад пятнадцатой ВА Науменко, обрабатывали внешний радиус обороны Харькова. Рихтгофен полностью перевёл истребительную авиацию на 'свободную охоту' и пытался, за счёт действий 'охотников', оправдаться за провал 'Цитадели'. Вместо 'Ю-87', он начал использовать ФВ-190 в качестве штурмовиков, по образцу и подобию нашего И-185. Но, две 100-килограммовки вместо десяти – это слабое утешение. А кассетных бомб у немцев ещё не было. Я сам летал мало, в основном занимался налаживанием управления и снабжения. Из госпиталя прибыл Иван Елисеев. Ввёл его в строй, но оставлять у себя жалко! Он – один из опытнейших лётчиков. Вылетели с ним в первый смешанный авиакорпус генерала Аладинского.
— Владимир Иванович! Знакомьтесь: Герой Советского Союза капитан Елисеев, с августа 41 мой ведомый, 18 сбитых лично, 28 в группе. Прибыл после ранения и отдыха. Вывозной я сделал. В седьмой гвардейский возьмёшь?
— Здравствуйте, капитан! Конечно, возьму! Эскадрилью потянешь?
— Потянет, потянет! Водил он и восьмёрки, и эскадрильи. А мне ведомый нужен. Я тут у вас видел сержанта N.. Как он?
— В седьмом полку, как и был. Вызвать? — он повернулся к телефону, позвонил на КП 7 гвардейского и приказал найти сержанта.
— С вещами!
— Передайте ему, что с вещами и документами, в распоряжение штаба армии.
Где-то через полчаса, пока мы чаи гоняли и разговаривали с Аладинским и его начштаба, вошёл отец, доложился.
— Иван! Передай ему свою машину. Займись пока им.
Ваня подошёл к сержанту и подал ему руку:
— Командир выбрал тебя своим ведомым. Заменишь меня. Пошли, расскажу тебе всё.
Сержант удивлённо посмотрел на меня:
— Разрешите идти, товарищ генерал?
— Идите! Знакомьтесь с машиной, — они с Иваном вышли.
— А почему именно его, Пал Петрович? Есть лётчики и получше! Вон, Островский, например.
— Взгляд понравился. И машину чувствует, ещё когда вывозной ему делал, то обратил внимание. И почерк похож на почерк Ивана. Чуть поднатаскаю, получится хороший ведомый. Так что у вас по увеличению штатов техсостава? Техники прибыли? — перевёл я разговор в другое русло.
Когда мы закончили и подошли к стоянке, Пётр лежал под крылом, положив голову на 'дутик'. Услышав наш разговор, поднялся и встал возле левого крыла. Я попрощался с Владимиром Ивановичем, затем подошёл к нему.
— Зовут меня Павел Петрович, позывной: 'Четвёртый'.
— Меня зовут Петя, Пётр Васильевич. Позывного нет, на моём самолёте был только приёмник.
— Будешь 'Пятым'. Первый, второй, третий – это позывные 14-го полка. Налёт у тебя какой?
— Самостоятельно – 25 часов, из них 8 часов на И-185. 7 боевых вылетов, три сбитых, все 'лапотники'. Но на таком, — он показал на самолёт Ивана 'И-185н-71фн', — я не летал. Капитан Елисеев показал всё. Я на земле его опробовал.
— Справишься? Или…
— Справлюсь! Управление одинаковое, товарищ генерал.
— Ладно, по машинам. К запуску!
Разошлись по машинам. Вырулили на старт. Пётр немного резковато тормозит. Волнуется, наверное. Решил замечание не делать, только перед посадкой скажу.
— Я - 'четвертый'! Прошу добро на взлёт!
— Четвертый! Вам взлёт!
Взлетели, 'пятый' немного близковато идёт. В полках так учат.
— Пятый, оттянись и держи дистанцию 70-100 метров, выше 20.
— Вас понял!
Из Барвенково идём в Купянск. Фронт слева, установил связь с 'Косой', там Люда дежурит.
— Четвёртый. Вас вижу. Эшелон 3 и 5. Вокруг вас чисто!
Через 10 минут Люда сказала:
— Четвертый! Пересекающимся курсом пара противника, выше 2, курсовой 10 часов. Дистанция 10.
— Понял. Пошёл наверх! Пятый, слева противник. Пошли наверх.
— Пятый понял.
Заняли высоту 5.5.
— Четвёртый. Противник ниже вас 500, дистанция 3 км, курсовой девять.
— Понял, разворачиваюсь! Пятый, курс 280!
Резко поворачиваю и замечаю две точки.
— Пятый, прикрой, атакую. После атаки разворот на солнце!
— Прикрываю! — 'только бы не оторвался!'
Немцы заметили нас и начали перестраиваться для атаки. 'Мессеры'-охотники. В лоб на них опасно: три пушки и два пулемёта. Даю ногу, иду со скольжением, обернулся: Петя на месте. Манёвр понял. Огонь открыли одновременно, трассы прошли мимо, косая петля на солнце, только бы не оторвался! У нас скорость больше, мы развернулись ещё до того, как немцы закончили манёвр, я подорвал машину разворотом на пятке, форсаж, атакую. Петя размазал манёвр, он так никогда не разворачивался, но,
