полного своего умопомрачения…
Так что не так уж и велика была ситроеновская полугусеничная новинка 1924 года…
И все же «черный автопробег» оказался поразительным испытанием и приключением. Автомобилисты отправлялись в путь в четыре часа утра и двигались до семи вечера. Художник Яковлев приспособился в конце концов рисовать на ходу…
Пустыня Сахара, Судан, Нигер, Чад, Французская Экваториальная Африка, Бельгийское Конго, Мозамбик, Мадагаскар… Машины проходили там, где никогда не ступала нога европейца, и путешественники догадывались, что совсем скоро этот веками и тысячелетьями сложившийся и, не всегда понятный им уклад жизни, весь этот мир традиций исчезнет с лица земли, что «от тайн Африки скоро не останется и следа». «Старый мир задыхается, — писал в своем дневнике Жан-Мари Хаардт, — чтобы завоевать пространство, он уничтожает расстояния и… очарование неизвестности».
Но пока — вот она вокруг, другая цивилизация, другой мир, столь нелегкий, но такой загадочный, волшебный… Завзятый путешественник-художник Саша Яковлев снова, как шесть лет назад где-нибудь, на Ошиме, упивается здешней экзотикой — природой, людьми, зрелищами: людоеды из деревни Банда, церемония Ганза в деревне Бамбари, опасные пигмеи из джунглей…
Да что там художник! Сам почтенный начальник экспедции Жан-Мари Хаардт и его помощник его Одуэн-Дюбрей взволнованно сообщают в своем деловом дневнике путешествия:
«На высоте Тарати появляются дюны: они волнуются, как громадные светлые волны… подъезжаем к Джебел-Куркуру, — мрачной местности, которая считалась очень опасной в прежние времена, так как грабители пустыни имели обыкновение устраивать здесь засады.
Небо уже покрыто звездами…
…Наше продвижение достаточно быстро для того, чтобы поднять с земли мельчайшую пыль, в которой яркий свет мощных фар порождает причудливые картины… Сахара хочет сбить нас с пути. Скверная дорога превращается вдруг в прекрасное шоссе Франции. Иллюзия столь сильная, что необходимо быстрым поворотом руля вывести машину из облака пыли и таким образом вернуться к мрачной действительности…
…Часто в пустыне дует сильный ветер при самой высокой температуре окружающего воздуха. И тогда к небу поднимаются целые столбы раскаленной пыли».
Вот в этих столбах пыли, в этой испепеляющей жаре и духоте, в автомобильной тряске ухитрялся работать неунывающий Саша Яковлев.
Впоследствии он не очень любил рассказывать о трудностях работы, но однажды среди его слушательниц в Париже оказалась обладавшая (как почти все мирискусники) неплохим слогом коллега- художница Анна Петровна Остроумова-Лебедева, которая позднее вспоминала о Саше в своих «Автобиографических записках»:
«Он мне рассказывал, как ему трудно было работать. Вставали они в четыре утра и сразу выезжали. Проехав несколько часов, делали остановку на два часа, потом опять ехали и так далее. Он мог работать только во время остановки, конечно, без всяких удобств. Его «модели» при виде экспедиции разбегались во все стороны, и иногда очень трудно было заставить туземцев позировать. Он много видел. Он видел разнообразнейшие пейзажи. Пустыни, поросшие кустарником. Пустыни, покрытые только песком. Потом оазисы с роскошной, сказочной растительностью. Он говорил, как красиво было наблюдать издали сверху течение какой-нибудь реки в пустыне. Вдоль ее берегов узкой полоской тянулся чрезвычайно густой лес, следуя извивам реки, и так был тенист и густ, что напоминал туннель. В этих лесах им встречались дикие звери: газели, буйволы, слоны, обезьяны. Там был целый ряд портретов вождей африканских племен, их военачальников, жен, детей, женщин, девушек, юношей… сколько типов и какое разнообразие!»
Уже очень скоро африканские портреты Яковлева получили высокую оценку посетителей выставок, собратьев по искусству, искусствоведов. Художник В. Воинов сравнивал выразительность африканских рисунков Яковлева, его умение прочувствовать структуру модели и схватить характерное — с виндзорскими рисунками Ганса Гольбейна. «Выявление характерного, — писал Воинов об этих работах в «Красной панораме» (1928 год), — основано у художника, прежде всего, на переработке объемной формы, что и составляет главный стержень, «художественную идеологию» его искусства».
В 1928 году русский художник еще мог представить себе и иной вид идеологии, чем «марксистско- ленинская». В середине века Остроумова-Лебедева упомянула лишь о разнообразии африканских типов у Яковлева. Журнал «Искусство» смог остановиться на наблюдении Воинова лишь 60 лет спустя (в статье В. Бабняка):
«…своеобразная канонизация собственных выразительных средств, культ формы не заслоняют у Яковлева типическое разнообразие…»
В. Бабняк описывает и анализирует некоторые из африканских портретов:
«Аим Габо, вождь племени бирао», величавый и мудрый старик в сетке коричневых морщин и музыке струящихся складок белых одежд. Или словно отлитый из бронзы поясной портрет молодой африканки, с чувством собственного достоинства позирующей художнику. Красиво сочетание коричневого мелка сепии, тщательно моделирующего форму лица, с бархатистой глубиной лаконичных прокладок углем по складкам одеяния. Тонкая прорисовка скромного орнамента на одежде и украшений придает образу особую законченность и женственность.
С подлинной теплотой и любовью изображает художник «африканских мадонн».
Замечу здесь, что «африканская мода» в Париже 20-х годов вдохновлена была в значительной степени «ситроеновской» выставкой Яковлева.
Тот же современный искусствовед (В. Бабняк) выделяет среди «африканских мадонн» Яковлева «Женщину племени банда с ребенком», объясняя, что ее «композиция, выстроена по диагонали, динамично, а светлый фон с рисунками аборигенов, подчеркивает монументальность группы».
Сегодня любой горожанин, ползающий вроде меня полдня в поезде парижского метро, имеет шанс не раз и не два увидеть настоящую «африканскую мадонну» с одним или с кучей трогательных черных младенцев, но тогда, в середине двадцатых, рисунки эти были открытием для европейца. Русский художник Яковлев был, может, первым в Европе певцом африканской красоты.
«В рисунке «Портрет молодого человека», выполненном пастелью в два цвета — сепией и умброй, — продолжает свой очерк искусствовед В. Бабняк, — ясно выражена идея создания образа подлинного хозяина Африки (известно, что эта близкая советскому искусствоведу освободительная идея африканского цикла была модной уже и в кругах Фезандри, и в журнале Вожеля «Вю». —
Добавлю, что чуть не половина этих африканских шедевров Яковлева была куплена еще до выставки начальником экспедиции Жаном-Мари Хаардтом и воспроизведена в альбоме «Художник-путешественник Яковлев», который выпустила внучка Ж.-М. Хаардта, парижская красавица-искусствоведка Каролина Хаардт де ла Бом.
Жан-Мари Хаардт уже в дороге подружился с неунывающим и отважным русским художником и стал самым ярым из поклонников его таланта. Через девять месяцев после начала путешествия Жан-Мари Хаардт и Луи Одуэн-Дюбрей устроили выставку яковлевских работ в африканском городе Стенливиле (Бельгийское Конго), о чем они сообщали в своих путевых заметках:
«Чтобы проверить художественную восприимчивость — мы показываем собравшемуся обществу несколько портретов, сделанных Яковлевым. Эффект изумительный: никогда, ни одна выставка картин не имела таких восторженных зрителей».
Уже в ходе долгого африканского путешествия обнаружилось, что не один высокообразованный А. Н. Бенуа считал Сашу Яшу истинным чародеем рисунка, наделенным сверхчеловеческими способностями, одним из тех волшебников, каких униженное человечество обрекало в Средние Века на пламя костра.
