завернулась в свое любимое лавандовое сари, и мы, скинув туфли, уселись на веранде — послушать, как воркуют голуби, и посмотреть, как бриз играет в кроне нашего сандалового дерева. Легкая беседа замерла, когда на небе взошла луна, и мы, положив ноги повыше, расположились поудобнее, покуривая красивый бронзовый кальян Фелисити, снабженный мундштуком из черного дерева.
Сентябрь 1856
Бывают вечера, когда мы зажигаем лампу и усаживаемся на веранде с рукоделием — вяжем крючком или вышиваем декоративные наволочки для подушек. Туземные орнаменты великолепны в своей яркости, и я с удовольствием использую сочетание кораллового и бирюзового цветов в шали, которую вяжу. Яркие цвета хорошо дополняет золото. Моя пряжа из шерсти горных кашмирских козлят, мягкая и чувственная, окрашенная в сочные цвета, так подходит этому роскошному месту.
Фелисити здесь всем довольна: у нее есть наброски, благотворительная работа, пони и кальян, — а вот мне все больше и больше не по себе. И все из-за того, что скучаю по Кэти и каждый день думаю о том, что с нею сталось. Я посылала письма поварихе, но не получила никакого ответа. Когда вернусь в Англию — для стареющей англичанки это место не самое подходящее, — обязательно ее разыщу. Даже если бы ее не было уже в моих мыслях, чувственность этого места все равно напомнила бы мне о ней. Мужчины, блестящие испариной, женщины под тончайшими покрывалами, роскошный ландшафт — пышный, необузданный, плотский. Даже религия здесь, кажется, наполнена эротикой: в резных картинах индусов присутствуют изображения танцующих дев и беззаботных мужчин, соучастников блуда, а мусульмане заставляют каждого постоянно думать о сексе, держа женщин под паранджой за высокими стенами зенана.
Я с огромным облегчением отказалась от корсета и кринолина и поначалу чувствовала себя будто обнаженной, даже немного неряшливой, но легкость движений и радость свободного дыхания быстро заставили забыть о приличиях. Кринолины всегда воспринимались как глупая помеха, и я с радостью избавилась от них при первой же возможности. Теперь я одевалась в простые хлопковые платья, сократила количество нижнего белья, но не зашла настолько далеко, чтобы надеть сари… пока нет. А еще я просто не могу ходить босиком, даже по дому, большое разнообразие всяких ползучих тварей обескураживает меня. Впрочем, готова согласиться, что кожаные ботинки — немного чересчур для здешнего климата. Я остановилась на местных тапочках, сплетенных из джута.
Что касается Индии, то новизна впечатлений несколько стерлась, да и жажда приключений тоже пошла на убыль. Хотя все становится более знакомым, я чувствую, что это место слишком огромное, слишком древнее и слишком запутанное для меня, чтобы почувствовать себя его частью. Все равно что пытаться выхватить одно-единственное видение из непрерывно меняющегося калейдоскопа.
На этой неделе снова понадобится опахало.
1947
Как всегда улыбающаяся, Рашми в тот день еще и принесла гирлянду из ноготков, которую повесила на изголовье кровати.
— Что случилось?
— Это мала, на удачу Понимаете? Я делала пуджу для вас и господина.
Господи, снова.
— Спасибо, Рашми, но в этом нет необходимости.
— Не беспокойтесь, госпожа. Мала хорошо для Шивы.
— Отлично. Ладно, пусть так.
— Я знала другую белую женщину из Австралии. Она говорила, мала хорошо делает.
— Ладно.
— Вы знаете Австралию?
— Да.
— Красивая деревня в Англии.
— В Англии?
— Все белые люди там. Ооочень богатые, но в постели несчастные.
— Ладно. Спасибо за заботу.
— Для австралийской леди сделало хорошо.
— Для той, что в Англии?
— Да. — Она посмотрела на меня как на дурочку. — Теперь счастливая в постель. Вы тоже будете.
— Да, конечно.
Карри в тот вечер был какой-то бледно-розовый и густой от картошки, горошка и цветной капусты. Мясо опознанию не поддавалось. Мартин предположил, что это водяной буйвол. Устав убеждать его, что противостоять специям лучше йогуртом, а не водой, я добавила в красный карри целую миску райта, в результате чего чертова смесь приобрела цвет кожной сыпи. Блюдо стало напоминать желудочную микстуру, но остроту определенно потеряло. Мартин оценил после первой же ложки:
— Неплохо. Но по части перца ты наконец-то сравнялась с Хабибом.
— Наверно. У тебя новая курта?
С некоторых пор Мартин начал носить белые хлопчатобумажные туники, свободные и удобные. К тому же, по его словам, такая одежда помогала устанавливать более доверительные отношения с местными жителями. От западного костюма у него остались только габардиновые слаксы.
— Уокер показал дешевое место на лаккарском базаре. Он здесь так давно, что платит за все столько же, сколько и местные. — Мартин посмотрел на свою белую тунику. — Всего лишь тридцать центов!
— Ты только держись подальше от тех, кто носит ермолки и тюрбаны. Чтобы мусульмане не приняли тебя за индуса, и наоборот.
Мартин рассмеялся:
— Меня с индусом спутать трудно, уж больно акцент силен.
— Какие новости?
Продолжая есть, Мартин рассказал о новых стычках в Калькутте и Лахоре.
— Ганди пытается всюду поспеть, не допустить насилия, но… Да, старика все любят, но, когда разойдутся, его уже не слушают.
— Люди повсюду одинаковы. — Я положила себе розового риса. — Как связь? Провода режут?
— Есть пара случаев.
Я вздрогнула, и он торопливо добавил:
— Не здесь.
— Телефоны работают?
— Более-менее, — ответил Мартин после секундной паузы и потянулся за добавкой карри. Замкнулся.
Зная по опыту, что подробностей от него не добьешься, я перевела разговор на другую тему:
— Мы с Билли ходили сегодня на прогулку.
— Да?
— Наткнулись на Эдварда и Лидию.
— Повезло вам.
— Невыносимые люди.
Некоторое время Мартин задумчиво жевал.
— Парадоксально, но мир держится и на их самоуверенности.
— Ты, должно быть, шутишь.
