по тенистой дороге. Мы ведь делали так множество раз.

— Я помню, что надо идти по той стороне дороге, как мы на машинке гуляем.

— Верно, милый.

— Я видел каких-то ребят, но там не было того мальчика, который забрал Спайка. — Он покосился на меня. — А сандалии испачкались. Я побоялся, что ты заругаешься. — Он вздохнул. — А теперь их и вообще нету.

— Купим новые. И тебя никто не остановил?

— Один дядя в такой круглой шляпе, как лепешка, что-то сказал, но он мне не понравился, и я убежал. А потом леди в зеленом сари погрозила пальцем и велела домой бежать, но с незнакомыми людьми разговаривать нельзя, я ей язык показал. — Он продемонстрировал, как именно, и я невольно рассмеялась.

Затем он подошел к дому, заляпанному красной краской.

— Там на земле тоже сидела леди, я ее спросил, где мой Спайк. — Билли помолчал, потом робко добавил: — Нужно же было спросить у кого-то.

— Да, нужно.

— Но она не стала разговаривать.

Дальше Билли свернул с дороги, чтобы не попасться на глаза Камалу, и вскоре заблудился.

— Где же ты спал ночью?

— В коровьем доме. Там была очень добрая козочка, она меня согрела. А когда я проснулся, сандалий не было.

— Ох, малыш.

Он потер глаза.

— Мам? Я есть хочу.

Мне так хотелось побыть наедине с Билли, что я отослала Рашми домой. Она поцеловала его раз десять, потом еще столько же и, подхватив мусор, убежала, чему-то улыбаясь.

Накормив сына йогуртом с ломтиками банана, я неспешно его выкупала. Наполнила ванну теплой водой, и его гладкое тело скользило под моими мыльными руками. Я ополоснула его заботливо и осторожно, словно промывала лепестки роз. Он вернулся ко мне целый и невредимый — то был подарок, чудо. Я вымыла шампунем его чудесные светлые волосы, наклонила голову под кран, и, после того как пена стекла, он заблестел как белек. Вскоре Билли снова захотел есть, я сварила яйцо и обильно намазала гренок клубничным джемом, радуясь, что могу кормить своего малыша, смотреть, как он ест. Потом я лежала на детской кровати, обняв его, вдыхая запах мыла и клубники, пока он не уснул.

Я и сама ничего не ела почти сутки, поэтому, когда он уснул, дала о себе знать глухая боль в животе. Я отодвинулась от Билли, еще раз его поцеловала и отправилась в кухню.

Съев яйцо, налила чашку чая и захватила ее с собой в гостиную, но замерла в дверях при виде выпотрошенной подушки. На диване белела горка из перьев. Мягкие, белые и совсем маленькие — перья облепили диванную обивку. Не хватало еще, чтобы это увидел домовладелец, подумала я. Испачканный пол в ванной — еще куда ни шло, но подушка — вещь старинная, возможно, ценная. Конечно, можно купить швейный набор и попытаться зашить, но я не большая мастерица иглы и нитки. Если ничего не получится, придется позвать швею, устрою ее с машинкой на веранде. Во сколько мне это может обойтись?

После дорогих духов и всех тех бакшишей, что мы выплатили, денег на аренду у нас явно не хватит. Хорошо, что Мартин не знает. Я решила пригласить домовладельца — отправлю приглашение с посыльным, который заходит каждый день после второго завтрака. И на этом свидании попрошу о небольшой отсрочке. Я надеялась, что на штрафных процентах он настаивать не станет.

Вручив посыльному записку, я вспомнила о лежащем под половицей дневнике. Прихватив нож для масла, я прошла в комнату Билли, тихонько подняла доску, плотно лежавшую в гнезде, и вернулась в гостиную с жестянкой в руках. Вытащила из грелки замшевую книжицу, и она распахнулась на том месте, где были вырваны страницы. Перелистав к началу, я принялась читать.

Глава 30

Июль 1857

Индиец не появляется уже несколько дней, такое облегчение. Фелисити сказала, что он уехал на свои шелковичные плантации где-то под Прагпуром, и ее это не беспокоит. Возможно, мы распрощались с ним. Возможно, нет, но мне не хочется думать об этом сейчас. Есть много других, более срочных дел — ее болезнь, беременность, непостоянство слуг.

Новый дощатый пол просто великолепен, но я уже вынула дощечку из пола у себя в комнате. Там я оставлю одну из частей своей истории, она будет храниться под этим домом. Ее должен найти тот, кого назначит судьба.

Вокруг только и разговоров, что о мятежных сипаях и потоках крови в Харьяне и Бихаре.

Июль 1857

Муссон снова запоздал. Всю неделю вдоль дороги полыхают манговые деревья, крестьяне брызгают водой на огонь. Фелисити говорит, что они заклинают огонь, этот обряд называется «хаван», они верят, будто этим приманят дождь. И в конце концов дождь полил, первые редкие капли в считанные секунды сменились мощными потоками. Все погрузилось в зеленоватый сумрак. Он накрыл мир, словно простыня, и сразу стало трудно дышать, но люди выходили из домов и опускались на колени прямо в грязь, а потом танцевали босые по лужам — все как в прошлом году. Продолжалось это долго, пока все просто не уселись на раскисшую землю, под непрекращающийся ливень, прорезаемый вспышками молний, которые освещали смуглые лица. Так лило около недели, а если бы это продолжалось дольше, то крестьяне устроили бы еще один хаван, чтобы остановить ливень.

Британские войска официально отозваны из Симлы, а в других местах восстание сипаев подавлено.

Июль 1857

Канпур! Уже две недели сипаи удерживают в заложниках двести шесть наших женщин и детей в Бибигхаре. Говорят, что после того, как во многих индийских деревнях британские войска устроили бойню, повстанцы наняли крестьян и бандитов, которые убивали женщин и детей ножами и топорами. Говорят, что стены в Бибигхаре обагрены кровью, а полы устланы частями тел. Умирающих и мертвых сбрасывали в колодец, а когда он наполнился, их продолжали сбрасывать в Ганг.

Я ничего не рассказывала Фелисити. И не стану.

Июль 1857

Боюсь, в окрестностях Масурлы случилось что-то ужасное. Никто ничего не рассказывает, по крайней мере, мне. Лица слуг непроницаемы, но в воздухе висит какой-то странный запах, похожий на зловоние разложения. Канпур спровоцировал дикую жажду мщения. Деревенские шепотом передают слухи о Британской Армии Воздаяния, прочесывающей сельскую местность, распространяющей карательные меры не только на повстанцев, но на каждого, кто попадается им на пути. Они называют это «дьявольским ветром».

Здесь, в Масурле, живут только крестьяне, слуги и продавцы маленьких магазинчиков, но британцы, по слухам, в репрессиях необузданны и неразборчивы. Мне трудно в это поверить. Конечно же, ни один английский солдат не предаст смерти невинного. Но к полудню зловоние сгущается, а мухи просто невыносимы. На веранде невозможно выпить чаю — чашку тут же накрывает черная роящаяся масса.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату