Опускавшиеся на землю сумерки уже окрасили заполненные людьми улицы легким багрянцем. Китти неторопливо шла домой — как ни странно, прогулка среди городского шума и суеты доставляла ей большое удовольствие. С интересом глазея по сторонам, девушка не переставала удивляться тому, как быстро меняется Лондон.
Английская столица 1909 года, жившая в непростой атмосфере перехода от степенной Викторианской эпохи к суетливому, кричащему, нервному двадцатому столетию, и впрямь поражала переменами. Хотя в повседневной жизни и общепринятой морали еще сохранялись старые представления, новый мир повсюду заявлял о себе, захватив воображение людей чудесами техники: аэропланами, граммофонами, синематографом и, наконец, автомобилями, автобусами и электрическими трамваями, которые вытесняли конские экипажи, способствуя чистоте улиц, но при этом создавая угрозу для жизни многочисленных пешеходов. Привлеченные возможностью получить места на новых предприятиях, в Лондон стекались толпы безработных. Люди селились на окраинах, превращая цветущие сады и зеленые поля в безликие поселки с бесконечными рядами серых жилых домов. Тысячи бедняков заполонили улицы Лондона от Хайгета до Хаммерсмита. Время требовало проведения реформ. Реформы угрожали положению аристократии. В высших слоях общества росло чувство страха, которое толкало их к еще большим излишествам, роскоши и свободе нравов.
Проходя мимо газетного киоска на Оксфорд-стрит, Китти бросила взгляд на витрину — среди обычных заголовков о растущей германской угрозе «Таймс», «Экспресс», «Дейли мейл» и другие крупные газеты поместили на первых полосах слухи о серьезной, возможно даже смертельной, болезни короля. «Если это правда, — подумалось ей, — то это будет символично: вместе с первым десятилетием двадцатого века уйдет в историю целая эпоха».
Вернувшись домой, она нашла на столике в холле письмо из Индии на свое имя. Неужели от отца? Китти дрожащей рукой взяла конверт — нет, почерк не его. Тогда чей? В следующее мгновение она узнала почерк, и ее лицо расцвело улыбкой: ну конечно, письмо от Виктории, любимой подруги, которая уже давно не давала о себе знать.
Обрадованная, девушка взяла его и побежала к себе наверх читать. Милая Виктория! Именно она поддерживала Китти, когда другие дети избегали ее из-за расовых предрассудков. Китти очень страдала, это было жестоко. Виктория и сама не раз сталкивалась с подобным отношением. И кто бы мог подумать, что так относилась к ней родная мать, властная и черствая женщина, которая задалась целью во что бы то ни стало подавить мятежный дух своей живой, непосредственной дочери, превратив ее в идеально (в соответствии с собственными представлениями) воспитанную молодую леди. Возможно, Китти и Виктория сдружились именно потому, что с первого взгляда распознали друг в друге любовь к приключениям и желание поскорей распрощаться с горьким прошлым.
Китти много рассказывала подруге об Индии, и эти рассказы так захватили Викторию, что когда четыре года назад Мортимер Хингэм, молодой, подающий большие надежды чиновник колониальной администрации, сделал ей предложение, то она, не раздумывая, приняла его и уехала в Индию, получив возможность избавиться от мелочной опеки со стороны матери и увидеть страну своей мечты.
«Дорогая Китти, — усевшись на кровать и нетерпеливо вскрыв конверт, начала читать девушка, — хотя я давно тебе не писала, не проходило и дня, чтобы я о тебе не думала, особенно теперь, в это трудное для тебя время. Мне очень жаль твоего отца, и я считаю своим долгом сделать для него все, что могу. Поэтому я обратилась с апелляцией по его делу непосредственно к вице-королю. Я и не писала тебе так долго, потому что хотела сообщить хорошую новость, дождавшись ответа вице-короля. Увы, в моей просьбе отказано, администрация вице-короля официально объявила дату казни — 12 мая.
Родная, я знаю, какие страдания принесет тебе это известие, и не в моих силах унять твою боль. Но все же не теряй надежду на лучшее, которая должна жить в сердце каждого человека, несмотря ни на что. Милая Кит, мне тоже пришлось хлебнуть столько горя, что не пожелаешь и врагу. Я уже начала было думать, что жизнь кончена, но случилось чудо, моя душа воскресла, и теперь мне даже не верится, что когда-то я могла так отчаиваться. Понимаешь, я вдруг поняла, что обрела самое главное в жизни — свою половинку, сердечного друга, родную душу. Ах, как меня обрадовало это открытие! Индия и впрямь оказалась волшебной страной, в которой сбылась моя мечта.
Дорогая, я пишу это только потому, что знаю твои чувства к покойному Кэмерону и уверена — ты меня поймешь. Говорят, нет худа без добра — так и есть. Пусть эта старая истина поддержит тебя в трудное время.
Если я могу хоть как-то тебе помочь, напиши, я сделаю все, что в моих силах.
С любовью, твоя Виктория».
Прочтя письмо до конца, Китти несколько минут сидела, тупо уставясь в пустоту, — ее просто убило известие о том, что уже назначена дата казни. 12 мая, так скоро! Удастся ли вовремя добыть рубин, чтобы вызволить отца?
Но Виктория права, надо надеяться на лучшее. Хорошо, что хоть у нее жизнь пошла на лад, если судить по письму. Странное оно какое-то, сплошные намеки… Что это еще за «сердечный друг»? Наверное, Виктория имела в виду, что обрела наконец семейное счастье со своим Мортимером… Вспомнив скучную, заурядную физиономию мистера Хингэма, Китти пожала плечами: ей всегда казалось, что этот сухарь не может сделать счастливой такую свободолюбивую, страстную натуру, как ее подруга. Впрочем, люди меняются. Должно быть, Виктория нашла в нем все-таки мужчину своей мечты.
Может быть, она хотела сказать, что и Китти со временем научится любить Чарльза…
Слова Виктории о «родной душе» не выходили у Китти из головы. Было в них что-то волнующее, пробуждающее воспоминания… Отголоски индийского прошлого…
Пока Китти переодевалась за ширмой, сэр Гарольд взволнованно ходил взад и вперед перед камином.
— Сегодня Филипсоны собираются провести вечер у друзей за игрой в бридж, — говорил он. — Это далеко не самый подходящий случай, потому что лорд Филипсон любит возвращаться из гостей к полуночи, и, значит, у тебя будет очень мало времени. К счастью, сегодня у слуг выходной, поэтому дом будет совершенно пуст, если не считать собак.
— Собак? — удивилась девушка.
— Да. Еще до появления графа Авели лорд Филипсон позаботился об охране своих сокровищ от грабителей. Он обнес дом высоченной кованой решеткой и обзавелся сворой злобных сторожевых псов, которых побаиваются даже слуги. Решетку, я уверен, ты преодолеешь легко, а вот с псами будет посложнее: в отсутствие хозяев их спускают с привязи.
Представив себе четвероногих монстров, поджидавших ее у Филипсона, Китти почувствовала, как по коже поползли мурашки. Когда-то она без труда справилась бы с какими угодно собаками, но сейчас… Достаточно ли хорошо она помнит наставления Нагара?
В особняке Филипсонов царила кромешная тьма, как будто они хотели специально подчеркнуть: никого нет дома, путь свободен! Эта благостная картинка запросто могла бы соблазнить какого-нибудь неопытного взломщика, не подозревающего о своре кровожадных хищников, которая притаилась за мощной железной решеткой. Китти несколько раз обошла вокруг решетки, пытаясь выяснить, где собаки, но не смогла: отлично выдрессированные, они ничем не выдавали своего присутствия.
Девушка определила направление ветра. Нагар учил, что человека выдает запах, движение и страх… Значит, надо держаться с подветренной стороны, тогда собаки ничего не учуют.
Холодный весенний ветер дул с юго-запада. Китти осторожно подошла к северо-восточной стороне решетки и прислушалась — все было тихо. Собравшись с духом и стараясь не шуметь, она перелезла через решетку, спрыгнула на землю и снова прислушалась — ни одного подозрительного звука.
Следя за направлением ветра, она двинулась к пустому особняку, намереваясь войти через парадный вход и спокойно подняться наверх по лестнице.
Внезапно Китти остановилась и замерла: из темного сада бесшумно, как призраки, выскочили собаки — с полдюжины громадных мастифов; стремглав подбежав к воротам, они стали остервенело лаять и
