друг с другом, как волны в бушующем море.
— Тогда почему ты не подчинила себе всех? — это был не самый распространённый вопрос, который я услышала за свои вампирские годы. Мне пришлось сосредоточиться, потому что от ответа зависело, будет ли он мне доверять.
— Я видела Одина. Я испытала его силу на собственной шкуре. Теперь знаю, на что похожа моя способность. Знаю, какими будут испившие мою кровь. Видела их в его окружении — бывшие охотники, гордые воины… потом рабы своей жажды. Это не мой путь. Поэтому я отказалась от личной жизни. Поэтому рядом со мной нет князя, ведь только по-настоящему сильная личность способна выдержать мой дар и не сдаться. Не поддаться искушению крови. Я живу не для этого. Не для того, чтобы править. Я живу в надежде изменить этот мир. День за днём, год за годом, создаю уникальное общество, в котором нет неравенства. Нет ксенофобии и бессмысленных и жестоких деяний. Вот моя цель. И идя к ней, ни разу не дала к себе прикоснуться. За прошедшие двадцать семь лет ни один вампир не испил моей крови. Мне есть чем гордиться.
Я говорила и говорила, пытаясь почувствовать ту гордость, что всегда испытывала думая об этом. Старалась вспомнить то чувство силы, жившее в моих жилах, но вместо этого мои слова звучали как по нотам. Уверенно с нужными паузами и правильно расставленными запятыми. Прекрасная песнь, жаль не могу вдохнуть в неё жизнь.
Ветер усиливался, унося мои слова вдаль, щедро одаривая звуками деревья, пробуждая листья ото сна. Туман, прежде ютившийся в низинах, выполз к нашим ногам, топя в белёсой густой дымке. Сильный порыв, взлохмативший волосы и звук, низкий далёкий звук.
Я делаю шаг вперёд, оборачиваюсь и остаюсь одна, наедине с этим глухим, вмиг вымершим лесом. Что-то вдалеке трезвонит, стучит, но звук такой, словно бы из головы доносится. Падаю на колени, прижимая ладони к вискам. Ты вспомнишь, вспомнишь!
Страх, острыми коготками, царапает сердце, покоряя меня с разбегу. Запрокидываю голову, смотрю в это тошнотворное, цвета светлой охры, небо. Надо мной пролетает клин серых птиц, в воздухе разносится тревожное пение. Поднимаясь на ноги, оборачиваюсь, пытаясь разобраться, где я? Кто я?
А затем сердце гулко ухнуло вниз. Я слышу звериный вой.
Бежать, бежать изо всех сил. На грани боли, чувствительности, главное не останавливаться. Ветви бьют по щекам, даря кровавый румянец… боль! Хочу кричать, но горло сдавливают тиски страха. Бег стремителен, невозможен, чужд. Какая скорость! Врезаюсь в дерево, падаю, встаю и вновь бегу вперёд. А потом вой доносится впереди. Сзади и по бокам. Срываюсь, чтобы оступиться и замереть в нерешительности.
Неподалёку шумит тихая речка. Туман немного рассеялся, но пошёл дождь, шелестом ложась на жухлые листья. Зачем я бегу? Как будто не знаю, чем всё закончится. Медленно бреду вперёд к реке, хочу почувствовать её холод на своей коже, ощутить её нежное касание, выстудить свою боль из груди. Всё повторяется вновь и вновь, раз за разом, меняя декорации, чувствительность и окружение, но оставляя один и тот же сценарий. Так зачем сопротивляться? Всё скоро закончится, чтобы вновь начаться где-нибудь в другом месте. Я готова это принять.
— Я не боюсь тебя! — закричала в пустоту. — Слышишь? Не боюсь! Выходи!
Мне послышался шорох за спиной, обернувшись, увидела чёрного ворона, срывающегося с кромки дерева. У него были красные глаза.
— Где ты? — вновь закричала, вертясь вокруг своей оси. Мне нужен этот крик, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Зажмурившись, прижалась спиной к дереву, настороженно прислушиваясь к звукам леса.
Вой раздался совсем близко, открыв глаза, увидела их. Это что-то новое. Раньше был только один зверь, мой зверь. Стая из трёх оборотней. Все крупные, поджарые в белой шкуре. Не успеваю понять, как они уже рядом, окружили меня. Не хватает сил сопротивляться. Я готова сдаться и подчиниться их желанию убивать.
Скулящий, рычащий, тявкающий гомон окружил меня. Хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этот скрежет, этот безумный вой.
— Замолчите! — закричала я, зажмурилась и ринулась вперёд. Не знаю, как удалось вырваться из кольца хищников, но вот вновь бегу, бегу без оглядки, только вперёд.
Я словно перелетаю через речку, погружаясь ногами в топкий берег, грязью забивая обувку. Мне нужно бежать быстрее. Их рычание за спиной сводит с ума.
А затем вылетаю на прогалину и напарываюсь на него. Моего белого зверя, оборотня с умными глазами, яростно смотрящего на меня. От него доносится гул, внутреннее рычание, готовое сорваться с его пасти оглушающим рыком. У меня не было времени остановиться, замедлиться или свернуть, летела на него, когда он прыгнул и складывалось впечатление, словно бы я сама бегу навстречу своей смерти, покорная, готовая принять её от его клыков.
— София! — тень мелькает и сбивает оборотня на землю, падаю на колени, погружая руки в землю. Это был Себастьян.
— Очнись же, дура! — в его голосе было столько гнева и бессилия, что я никак не могла уловить смысл его слов, держась за красивые переливы такого родного, но давно забытого, голоса. — Проснись! — кричит он, отбрасывая оборотня от себя, чтобы закружится с ним в смертельном танце.
Не сон. И пелена падает с моих глаз, когда я вижу кровь, текущую по рукаву куртки Себастьяна.
— Себастьян! — крик исторгается из груди, мешаясь с рёвом раненного зверя.
Срываюсь с места, в полёте приземлюсь на шкуру белого оборотня, мнущего под собой Себастьяна. Острыми когтями впиваюсь в бока, вырывая куски мяса с шерстью и болью. Тварь отбрасывает меня в сторону, рычит гневно и жестоко. Ловлю на себе его пронзительный красный взгляд умных глаз. Он обладает подобием разума, в этом нет сомнений. И злобен, ненависть плещется в его венах, смешиваясь с природной яростью оборотней. Над поляной проносится его злобный вой, а затем он скрывается в густой, укутанной туманом, чащобе.
Со стоном переворачиваюсь на живот. Мне плохо. Мышцы горят как огнём. Меня тошнит и рвёт кровью. Лоб покрыла испарина, перед глазами белая дымка. Сознание уплывает, как при лихорадке, меня уносит волна холода.
— София? — как сквозь вату до меня доносится тревожный голос Себастьяна. Он касается моей шеи, переворачивает на спину, трогает лоб. — Боже, у тебя жар.
Подобрать слова оказалось труднее, чем я могла представить. Язык онемел, грудь сдавливали чугунные тиски, хотелось плакать от отчаяния, и вскоре я почувствовала кровавую влагу в уголках своих глаз.
— Серая тоска, — прошептала еле слышно.
Всё погружается в такую знакомую тьму.
Я слышу мир. Звуки просачиваются вовнутрь обрывками, заполняя меня непрошеными мыслями. Хочется попросить выключить эту какофонию, слишком тяжело соображать, слишком тяжело разделить их и воспринимать по отдельности. Я дышу. Глубоко и часто, чувствуя ледяное онемение, лишающее меня ног и рук. Тело больше мне не принадлежит. Кукольная оболочка, теперь я сама не могу им управлять. В безвременье… неужели я умру? Вот так просто? Я ожидала долгой борьбы, готовилась сражаться до последнего, а в результате лишилась всего так быстро. Жутким было то, что я теряла возможности понять, чего лишаюсь. Умом понимаю, что эмоции стали вязкими и плотными, как глина, когда они должны быть лёгкими и яркими, подобно пламеню, бушующему в густых лесах. Я чувствую, что скоро сдамся, решив, что лучше смерть, чем подобное существование. Без глаз, без рук и ног. Глухая от неспособности понять, что происходит, запертая в этой оболочке наедине с тускнеющими мыслями. Такая перспектива убивала, я задыхалась от осознания, что происходит!
— Прости, София, но другого выхода нет! — как чётко проникают в сознания слова Себастьяна. Я не могу понять, о чём он говорит, но смысл пугает, грозит чем-то безвозвратным, чем-то, на что я не могу повлиять.
