Боль! По нервам, по венам, по самой сущности моего постепенно скрадывающегося мирка. Он забирает у меня последнее — мою кровь. «Дурак! — кричала про себя, — неужели ты не понимаешь, на что себя обрекаешь? Ты же уже пил мою кровь! Знаешь же, что будет потом!» Я не могла сопротивляться, безропотно позволяя ему осушать меня.
В какой-то момент боль ушла, оставив после себя тягостную пустоту в области шеи. Он наклоняет мою голову, открывает рот и прижимает к своей руке с открытой кровоточащей раной. Неужели? Мне хочется кричать от ненависти! Он решил связать меня против моей воли? Да как он посмел?! У него это не получится, я разорвала связь, я свободна! В гневе отталкиваю его и понимаю, что ко мне возвращаются силы.
Мне удаётся открыть глаза и я натыкаюсь на его просящий взгляд. Разве не отчаяние плещется на дне его глаз? Он пытается меня спасти, вот и всё. И я возвращаюсь к нему в объятия, впиваюсь в шею, жадно глотая кровь, образующую новую связь. По меркам вампиров — я ещё молода, всё получится.
— София, это ещё не всё, — шепчет мне в ухо, убирая с моего лица спутанные волосы и целуя в лоб. — Это не поможет, если ты не откроешься мне, дорогая.
Непонимающе смотрю на него, прижимаясь к его груди. Я вновь чувствую себя маленькой девочкой как тогда. В те годы и правда была слишком молода для того, через что мне пришлось пройти. Сейчас всё иначе, но рядом с ним, могу отпустить себя. Могу позволить всем бедам утекать сквозь пальцы, оставляя наедине с тем, кому когда-то открыла своё сердце, надеясь больше никогда не оставаться в одиночестве. Надежда не сбылась, он предал меня, хоть на самом деле ничего такого и не обещал. Я позволила своим сомнениям и голосу разума убрать его из сердца, ведь тогда моральные принципы стояли на первом месте.
С тех пор всё изменилось. Я стала другой. Не жесткой, нет, но и не доброй. Стала княгиней, а это не тот пост, который позволяет оставаться чистой. Мне приходилось убивать виновных и невиновных ради своей страны. Ради процветания и появляющейся стабильности. Ради будущего. Когда-нибудь, может быть, меня назовут жестокой, как всегда называли сильных правителей. Верю, что сумею всегда быть такой.
Здесь и сейчас понимаю, что больше не могу обвинять Себастьяна в том, что он и его команда сделали. Не могу обвинять в том, что он скрывал это от меня. Не могу обвинять в том, что он не смог добровольно меня отпустить. Многое осознала за эти годы. И самым жутким осознанием было моё звериное, безнадёжное одиночество, прорывающееся в каждом моём решении. Недоверчивость, боль от предательства, не способность построить новые отношения из-за моего двусмысленного дара сделали своё дело. Я стала умирать.
Это было так просто, что я невольно улыбнулась, впервые за долгие годы искренне и от души. Я смотрела на мужчину, сжимающего меня в своих объятиях. Мне было всё равно, как он здесь оказался, главное это то, что он спас меня от оборотня. И сейчас спасает от тоски. Из-за образующейся связи я почувствовала его любовь ко мне, почувствовала эту невидимую красную ленту, всегда связывающую нас воедино. Впервые мне было хорошо.
И целуя его в губы, чувствовала, как тревога слетает с меня, падая на пол чёрным пеплом тоски.
— Что это за дом?
За окном глухая волшебная ночь. Здесь — разожжённый камин, мягкая постель, уют и тепло. Я брожу вдоль стен, изучая пожелтевшие фотографии и вырезки из газет и журналов давно минувших дней. Пандемия во всей красе. Каждая строчка резала, как ножом, как и карта Российского королевства с точками, отмечающими, где были зафиксированы вспышки эпидемии. Тот, кто здесь жил, вероятно, просто пытался выжить. Надеялся, что эпидемия до него не доберётся. Интересно, что с ним стало?
— Я не знаю, — ответил Себастьян. — Я нашёл этот домик раньше тебя. Просто отметил, что он здесь есть и пошёл за тобой.
— Господи, как вообще ты здесь оказался? — с недоумением и улыбкой спросила я, оборачиваясь.
— Помнишь бал? — он не сразу ответил, молча разглядывая меня, обнажённую, в свете жёлтого тёплого пламени огня. — Тогда я встретил Пифию. Она сказала мне, что моя единственная возможность спасти любовь, это быть здесь сегодня.
— Поэтому ты не приходил ко мне все эти годы? — тихо спросила я, медленно подходя к нему.
— Да. Раньше я тебе был не нужен. Ты должна была вырасти без меня. Иначе у нас ничего не получилось бы, — он улыбается, смотрит на меня, ласкает взглядом. И так тепло в груди, так тесно сердцу от чужого тепла!
Я касаюсь его лица, прижимаю его к груди, лаская мягкие волосы.
— Ты же знаешь… я люблю тебя, — наклоняясь, шепчу ему губы в губы.
Он прижимает меня к себе, мягко опускает к себе на кровать, целует, сжимая крепко-крепко. Каждой клеточкой чувствую его. Каждая маленькая частичка меня тянется к нему, жаждет его, любит. И в какой-то момент понимаю, что это настоящее, это правда. Мой извращённый дар не касается того, что происходит между нами. Он остаётся где-то там, вместе с тоской и званием княгини. Здесь я просто женщина, а он мой мужчина. Вот это главное.
Я листаю чужой дневник, чувствуя, как немеет мозг от ужаса. Строчка за строчкой, зияющая рана боли. Чужое откровение рваным дрожащим подчерком.
— Вот почему я здесь, — спокойно говорю, перелистывая страницу за страницей, охватывая каждую букву, каждую запятую и точку. Это дневник моего брата.
— Я не понимаю, — Себастьян хмурится, смотрит на меня, а затем на найденный в компьютерном столе дневник.
— Меня привёл сюда сон. Я потеряла над ним контроль и мне постоянно снился белый оборотень, раз за разом нападающий на меня, беззащитную, в чащобе мрачного леса. Это сводило с ума. Вот, что случилось сегодня днём — сон смешался с явью и я потерялась в нём. Была готова вновь умереть, будучи убеждённой, что всё не по-настоящему. Если бы не ты…
— Тише-тише, — он прижимает меня к себе, целует, даёт время успокоиться. — Белый оборотень — это твой брат?
— Да. Поэтому его глаза так пышут ненавистью. Поэтому он так смотрел на меня. Он знает, кто я и скоро придёт за мной, — говорю ровно, понимая, что уже ничего нельзя исправить. — Я должна была убить его или простить. Мне нельзя было его отпускать, вот моя ошибка.
— София, ты выбрала самый верный путь. Нельзя всё тащить на себе, дорогая, — он отрицает мою вину, улыбаясь.
— Ты знаешь, что случилось с Борисом и Николаем?
— Они мертвы. Как и другие оборотни, кроме твоего брата.
— Как это случилось? — впервые меня коснулась тревога после возвращения чувствительности. Это было столь ярко, что даже у меня, вампира, от переживаний заболело сердце.
— Они должны были защищать тебя. Когда ты попала в сон и побежала, Николай ринулся за тобой, пытаясь разбудить. И, в результате, потерял тебя. Ты бежала от смерти, а он за тобой. Разные устремления, он не смог догнать. Насколько я слышал, на Бориса напали, пока он ещё был в трансе. Не смог быстро выйти, уверенный, что его подстрахует Николай. Был убит, разорван на куски. Николай убил двоих, третий почти прикончил его, когда я вмешался. Вместе мы одолели третьего и когда думали, что всё закончилось, из леса вылетел белый оборотень и отгрыз голову Николая. Тот умер мгновенно. Зверь не стал задерживаться, мы оба услышали, как ты призываешь его. Он ринулся за тобой, я следом. Остальное ты помнишь.
— Боже. Я во всём виновата, — тихо прошептала я. — Они погибли по моей вине!
— Это их работа, София. И ты это знаешь, — ответил он. — Они должны были защитить тебя. И сделали всё, что смогли.
Мне пришлось признать его правоту, как я всегда делала раньше. Ради меня люди отдавали свои жизни, потому что верили, что я ценнее их. Это крест, который мы носим на своей груди. Бремя ответственности, о которой некоторые лидеры предпочитают не думать.
— А остальные? Ты что-нибудь знаешь о них? — спросила осторожно.