Вторая подача у меня не получилась и прошла мимо зачетной зоны. На третьей подаче я сделал длинный классический разбег и послал слабую свечечку, тоже вне зачетной зоны. Баттеры обычно попадаются на эту хитрость, но Дэнни Сендерс не шелохнулся.
Когда я поймал мяч от кэтчера, в запястье возникла пульсирующая боль и уже не прекращалась. Я был разгорячен, весь взмок, а заушники очков глубоко впились в голову, пока я мотал головой при разбеге.
Дэнни Сендерс спокойно стоял на домашней базе. Я ненавидел его.
«Ладно же, — подумал я, — вот тебе еще подарочек».
Мяч понесся к домашней базе совершенно прямо и нырнул прямо перед битой. Дэнни с трудом удержался от того, чтобы снова не завертеться волчком, но все-таки потерял равновесие, и ему пришлось сделать два-три шажка, прежде чем он смог выпрямиться.
Кэтчер вернул мне мяч, и боль в запястье пронзила меня всего. Достав мяч из ловушки, я сжал его в правой руке и обернулся на поле, чтобы дать боли немного утихнуть. Когда я повернулся обратно, то увидел, что Дэнни Сендерс так и не шелохнулся. Он держал биту в левой руке и, не отрываясь, смотрел на меня. Глаза его потемнели, и на лице застыла идиотская, глумливая улыбочка. Судья крикнул: «Мяч в игру!» — но Дэнни продолжал стоять, глядя на меня и скалясь так, что мне были видны его зубы. Я глубоко вздохнул. Оказалось, что вся рука у меня мокрая от пота. Я вытер ее о брюки и увидел, как Дэнни Сендерс идет на базу и принимает стойку. Он больше не ухмылялся. Он смотрел на меня из-за левого плеча и ждал.
Я хотел побыстрее закончить с этим из-за боли в запястье, и снова послал быстрый мяч. Я видел, как он пошел прямо в середину зачетной зоны. Дэнни Сендерс резко пригнулся, и в эту долю секунды я осознал, что он разгадал крученую подачу и сознательно целит низко. Я еще не восстановил равновесие после разбега, но ухитрился подставить перчатку к лицу — в тот самый момент, когда он нанес удар. Я видел, как мяч несется ко мне, но ничего не мог уже сделать. Мяч угодил не в ловушку перчатки, а в пальцы, изменил направление, врезался в левый верхний край моих очков, разбив линзу, и шмякнул по лбу. Свалившись на землю, я судорожно начал его искать, но к тому моменту, когда я держал его в руках, Дэнни Сендерс уже взял первую базу.
Я слышал, как мистер Галантер выкрикнул паузу, и все ринулись ко мне. Мои разбитые очки лежали на асфальте, и, сморгнув, я почувствовал резкую боль в левом глазу. Запястье пульсировало болью, и я знал, что на лбу у меня надувается шишка. Я взглянул на первую базу, но без очков Дэнни Сендерс был просто размытым силуэтом. И все же мне казалось, я вижу, как он ухмыляется.
Мистер Галантер нагнулся ко мне. Его лицо было потным и очень встревоженным. Я не понимал, из- за чего сыр-бор. Я просто разбил очки, а в запасе у нас еще по меньшей мере пара хороших питчеров.
— С тобой все нормально, парень? — спросил он. Потом взглянул на мой лоб и закричал: — Кто- нибудь, смочите платок в холодной воде!
Я по-прежнему не мог понять, почему он кричит. Его голос отзывался болью в голове и звоном в ушах. Дэви Кантор побежал куда-то с испуганным видом. Сидни Гольдберг сказал что-то, но я не мог понять, что именно. Мистер Галантер обнял меня за плечи, увел с поля и усадил на скамейке, рядом со скамейкой раввина. Без очков все дальше десяти футов казалось мне размытым. Моргая, я недоумевал, почему никак не проходит боль в левом глазу. Я слышал голоса и вопли, а потом мистер Галантер приложил мокрый платок к моей голове.
— Не кружится? — спросил он.
Я замотал головой.
— Точно?
— Да все нормально, — ответил я, не понимая, почему я охрип и говорить стало больно.
— Ты посиди спокойно, ладно? Если начнет кружиться голова, сразу говори.
— Да, сэр.
Мистер Галантер ушел. Я остался сидеть на скамейке. Раввин взглянул на меня разок и отвернулся. Боль в левом глазу стала такой сильной, что я чувствовал ее в позвоночнике. Я все сидел и сидел на скамейке, а мы тем временем проиграли со счетом 8:7, команда ешивы разразилась радостными воплями, а я стал кричать от боли в левом глазу, мистер Галантер вернулся, мельком взглянул на мое лицо и побежал за такси.
Глава вторая
Мы приехали в бруклинскую Мемориальную больницу[16], которая находилась всего в нескольких кварталах. Мистер Галантер расплатился, потом помог мне выйти, обнял за плечо и повел в приемный покой.
— Приложи платок к глазу, — сказал он мне. — И постарайся не моргать.
Он очень нервничал, его лицо было все в поту. Свою кипу он снял, и было видно, что кожа на лысеющей голове тоже вся мокрая.
— Да, сэр, — отозвался я.
Мне было страшно, я чувствовал головокружение и тошноту. Левый глаз терзала страшная боль. Она отдавалась на всю левую сторону тела и в пах.
Дежурная в приемном отделении спросила, что у нас такое.
— Ему попали в глаз на бейсболе, — пояснил мистер Галантер.
Она попросила нас присесть и нажала на кнопку вызова. Мы уселись рядом с мужчиной средних лет. Палец на его правой руке был обмотан окровавленной повязкой. Было видно, что ему очень больно, он держал больную руку на колене и нервно курил, не обращая внимания на табличку «Не курить» на стене.
Он посмотрел на нас, потом спросил:
— Спортивная игра?
Мистер Галантер кивнул. Я не шевелился — так меньше болело.
Мужчина поднял свой палец:
— A y меня — дверь машины. Сын прихлопнул.
Он скорчился и вернул руку на колено.
Из дальней двери вышла медицинская сестра и кивнула мужчине. Он поднялся, сказал: «Удачи» — и вышел.
— Ну, как дела? — повернулся ко мне мистер Галантер.
— Глаз болит.
— А как голова?
— Кружится.
— Тошнит?
— Немного.
— Все будет в порядке, боец. Мы тебя представим к Пурпурному Сердцу за сегодняшнее.
Он старался меня приободрить, но говорил напряженным голосом, и вид у него был испуганный.
— Извините меня, мистер Галантер.
— За что ты извиняешься, парень? Ты отлично сыграл.
— Извините, что причиняю вам столько хлопот.
— Да каких хлопот? Я тебя умоляю. Рад помочь своему бойцу.
— А еще мы проиграли.
— Ну да, проиграли. И что? В следующем году отыграемся. Отыграемся же?
— Да, сэр.
— Ладно, не болтай много. Просто не принимай близко к сердцу.
— Они — серьезная команда.
— Этот парень, Сендерс… Который в тебя попал. Ты о нем что-нибудь знаешь?