Князь. Записки стукача

нуждались. Он просто хотел, чтобы я прошел еще одну ступень падения, и заставлял меня трудиться для них!

Чтобы каждый день я понимал: возврата нет.

Дневник оказался весьма пикантным. И я скопировал его. Я знал, что это очень опасно, но уже тогда в голове моей появилась неясная мысль.

Мне показалось, что она – путь к спасению…

Никола, как почти все Романовы, ежедневно вел подробное жизнеописание. Простодушно записывал все, не подозревая о дотошных читателях.

Вот что я скопировал:

«Второе свидание после Летнего сада. Потрясен! Подъехал в коляске к кондитерской на Невском. Как велела, был один – не сказал никому… Она ждала в другой карете… Сделала знак – пересел… Потянулся к ней. В полумраке ее лицо… сама подставила губы. На окраине – в какой-то подозрительной нищей квартирке с видом на грязный канал… Уёб!!! Наконец-то! (это написано по-русски). Лежала голая… Венера! Неутомима.

– У вас много женщин, но, как вы поняли, я сумею заменить их всех, сиятельное животное. Кажется, при дворе вас зовут Никола? Но «животное» вам подойдет больше…

До утра – любовная схватка…

Утром за кофеем (готовил сам на жалкой кухоньке) сказал:

– Если позволишь, сниму для нас квартиру.

Спросила:

– Здесь не нравится? Эстетика – самое пошлое слово нашего века.

– Ты отрицаешь искусство? Я слышал об этом направлении… Стало быть, ты нигилистка?

Промолчала. Пытался начать разговор о ней. Она меня срезала:

– Сразу договоримся: я хвастлива, нервна и ненасытна. Короче, обычная самка. Оттого лгунья. Так что никакой правды не узнаешь, пока сама не захочу.

Прощаясь, сказала:

– До встречи, животное.

Я влюблен… Я совсем влюблен.

На следующий день послал адъютанта с цветами – разыскать ее квартиру и вручить… Дверь открыл какой-то испуганный человечек. Оказалось – хозяин квартиры! Сказал: «Да, я сдавал квартиру. Здесь жила девушка, очень красивая, в белом пуховом платке… Съехала на днях».

Понедельник. Опять новая квартира. Статую Фанни велел убрать из спальни – не могу смотреть без отвращения на рыбье тело.

Сказала:

– Мне нужны деньги.

Опешил… взбешен.

– И сколько?

Она назвала.

– Даже для блестящей парижской кокотки много.

– Я не кокотка, ты это знаешь, но моя профессия требует очень больших расходов. Постарайся.

– Какая же… это профессия?

Промолчала, сказала:

– Короче, ты дашь?

Научила не спрашивать. Я дал.

27 февраля

Новая просьба – намного больше. Продал коллекцию медалей.

Отцу объяснил, что поменял их на итальянскую картину. Показал какую-то жалкую картину, купленную за гроши в антикварной лавке. К счастью, он ничего не понимает в живописи, да и ему, видно, не до того. В правительстве стало известно, что сотни молодых нигилистов решили отправиться в народ – возбуждать крестьян против власти. И партия реакционеров не без успеха намекает дяде Саше, что это и есть результат его реформ, итог влияния отца на дела правительства. Все это папа рассказал мне. Бедный папа. Я попросил денег.

3 марта

Вчера вызвала к себе Императрица. Она ссохлась – говорят, легкие совсем плохи. Государь к ней заходит редко. Все время у любовницы.

Сказала:

– Никола, тебя надо женить.

Видно, отец что-то почувствовал и нажаловался. Решено купить для меня дворец умершей княгини Н- ой. Говорят, она была любовницей знаменитого графа Сен-Жермена и будто бы ее привидение живет в спальне… Все это хорошо. Но лучше бы дали деньгами. Деньги нужны до крайности. Может, умершая княгиня явится с того света… и даст?

Императрица уезжает лечиться в Канны.

Осматривал будущий мой дворец с нею. По лестнице розового мрамора с мраморными вазами поднялись в апартаменты первого этажа, состоящие из нескольких зал, одна прелестнее другой. Бальная зала, салон – все во вкусе Людовика Четырнадцатого, гостиная увешана гобеленами восемнадцатого века. Будуар, обтянутый шелком с кружевами, огромная мраморная ванна, кабинет с традиционными панелями красного дерева, резным потолком, лицами греков-философов, домашняя церковь и прелестно запущенный сад…

Она сказала, усмехаясь:

– Как много лишнего. Неужели вы думаете, что я смогу с вами спать в этой безвкусице?

Но, услышав про привидение, осталась…

Ночью привидение не появилась, и утром она, презрительно усмехнувшись, ушла, запретив за ней ходить. Наказала – оставила без следующей ночи. Проклятие!

Однако привидение есть. Вчера проснулся посреди ночи. Из стены выплыла голова невероятной красоты… Она проплыла через комнату, как шаровая молния, которую я видел в детстве. Господи, спаси! Я лежал весь в поту… Я так и не знаю – не приснилось ли мне это.

Вчера все закончилось. Самая безумная ночь в моей двадцатичетырехлетней жизни.

Лежала мертвая на постели… Потом сказала:

– Надеюсь, вы поняли?

И замолчала.

Молчал и я, хотя… понял.

– Сегодня расстаемся. Я спала с вами честно, и вы… – помолчала, – должны со мной напоследок… расплатиться до конца.

И назвала воистину безумную сумму.

– Таких денег у меня нет и не было.

– Отыщите, Ваше Высочество. Они необходимы для продолжения моей работы. Вы давали куда больше той потаскухе.

Откуда-то все знает!

– Надеюсь, милая, я хотя бы узнаю, какая у вас работа?

– Думаю, вы уже давно догадались…

Лежала голая на кровати. Мучительно люблю ее.

– Вам нужны подробности? Хорошо. Мой отец генерал. Моя мать родила ему пятерых здоровых детей… Их жизнь – еда, карты, послеобеденный сон… Содержание жизни – тысяча съеденных котлет. Но я поступила на женские курсы. И там встретила других людей. Совсем молодые люди… Но они обладают совестью, которой у вас нет, и у моих родителей тоже… Мы собирались и говорили об одном – как мы обязаны отдать долг самому нищему, самому забитому в мире народу, которым ваша Семья беспощадно правит двести пятьдесят с лишком лет… Я в Лозанне изучила медицину. Вернулась в Россию, закончила фельдшерские курсы. И отправилась в глушь… У меня было три волости. Восемнадцать дней из тридцати приходилось быть в разъездах по деревням. Бездна нищеты и горя. Грязные, истощенные люди, на каждом