не любить сестру. Тем более, что я смотрела в зеркало и видела там толстенькую
девочку, мычащую, как корова…
И единственным человеком, который, как я надеялась, хоть чуточку меня
любит, была моя бабушка Евдоксия. Она уже на пенсии стала знахаркой, хотя
всю жизнь лечила людей травами и отварами, поэтому на её половине дома в
будние дни после обеда всегда было много людей, и мне нравилось там бывать.
Мы с бабушкой почти каждое утро в тёплое время года ездили в лес за ягодами,
грибами и разными травами, которые потом сушили и раскладывали по
полотняным мешочкам, или пропалывали грядки со всякой, в том числе и
лечебной, порослью у нас на участке. Именно у бабушки я научилась терпению
к людям, которое так необходимо в моей профессии, да и всем рецептам,
благодаря которым сейчас здоровы все в моей семье и все наши друзья и
знакомые. Причём, лечила моя бабушка безплатно и говорила, что это Господь
дал ей силы и знания, и поэтому негоже брать за спасение людей деньги.
Сегодня и я никогда не возьму денег за успешное лечение по её рецептам, да и
по добавленным своим. Это уже в крови. А она, поверьте мне, спасала и таких
раковых больных, от которых уже отказалась официальная медицина. И сейчас
мне бы очень хотелось, чтобы тех, кто наживается на бедах и болезнях людей,
становилось с каждым днем всё меньше и меньше, и люди вспомнили, что мы
все – Едины. А я, например, точно знаю, что для меня неоценимой школой
жизни и толчком к тому, чтобы я стала психологом и диетологом было
разрешение бабушки присутствовать на её половине дома в то время, когда к ней
за помощью приходили люди. Про это можно отдельную книгу писать, но
бабушка мне на то позволения не давала, и вообще, считала, что помогать людям
обязаны все. Мол, и нечего об этом писанину разводить, это – есть норма жизни,
и всё тут.
9
Но парочка примеров всё же поможет вам осознать, что самые простые люди,
пережившие Великую Отечественную, и создавали из руин ту страну, которой
мы когда-то гордились. Люди, потерявшие близких и детей, со шрамами на
Душе, но не потерявшие Совесть. А ведь потери тогда у всех были – не в
пример теперешним.
Я, например, знаю, что на глазах моей бабушки расстреляли её
единственного сына, родившегося через три месяца после начала войны. После
трёх дочерей это был долгожданный ребёнок – и это, наверняка, знал немецкий
офицер, который, взяв ребёнка на руки, стал её спрашивать, кто в деревне связан
с партизанами. (А тогда мои предки жили ещё в Белоруссии). Естественно, ему
никто не ответил. И тогда…
Он подбросил маленького ребёнка высоко в воздух и приказал немецким
солдатам в него стрелять. Мой маленький дядя умер, ещё и не долетев до
матушки-Земли. Такое вам, правда, может рассказать чуть ли не каждый белорус
или украинец. И дедушка мой всю жизнь носил восемь осколков в теле, и кисть
правой руки не разгибалась из-за серьёзного ранения. И что? Пережив такую
трагедию, эти люди никогда не жаловались. Может, у кого-то другие примеры,
но у нас было только так. Сейчас, к сожалению, я вынуждена признать, как
человек, общающийся по работе с большим количеством людей – многие даже
разговор начинают с того, что у них всё плохо, они не знают, что делать, как
жить, а то и вообще – им жить не хочется и нет смысла. Ужас! Да не
сталкивались они никогда с серьёзными проблемами.
