на мужиков и, нетерпеливо дергая бороды, что-то бормотали.
Из окон смотрели встревоженные женщины, дети попрятались в сенях, большущие рыжие собаки ворчали у домов, а мужики и немцы добрых десять минут стояли так друг против друга в молчании, как стадо баранов, которые уже вращают налитыми кровью глазами, перебирают копытами и, напружив спины, нагнув головы, готовы каждый миг кинуться друг на друга. Наконец, Рох нарушил молчание.
— Мы пришли от всей деревни, — сказал он по-польски громко и внятно, — просить вас добром, чтобы вы не покупали Подлесья.
— Так, так! За этим! Верно! — подхватили мужики, стуча палками в землю.
Немцы в первую минуту оторопели.
— Что он говорит? Чего им надо? Не понимаем! — повторяли они, не веря своим ушам.
Рох повторил, на этот раз по-немецки. Не успел он кончить, как Матеуш в запальчивости крикнул:
— И чтобы вы, шароварники, убрались отсюда ко всем чертям!
Немцы рванулись, как ошпаренные, зашумели, затараторили по-своему, угрожающе размахивая руками, топая от злости ногами. Некоторые уже полезли было на мужиков с кулаками, но те стояли неподвижно, жгли немцев суровыми взглядами и только крепко стискивали зубы.
— Рехнулись вы все, что ли? — воскликнул старый немец, поднимая руки к небу. — Запрещаете нам купить землю! Почему? И по какому праву?
Опять Рох изложил ему все спокойно, обстоятельно. Но немец, побагровев от гнева, крикнул:
— Земля принадлежит тому, кто за нее заплатит!
— Это по-вашему так, а по-нашему иначе. Она должна достаться тому, кому она нужна, — сказал Рох торжественно.
— А как же это? Даром, что ли, возьмут ее, по-разбойничьи? — насмешливо спросил немец.
— Вот хорошая плата за нее — десять пальцев, — тем же тоном ответил Рох.
— Чепуха! Что мы будем терять время на шутки! Подлесье мы купили — оно наше и нашим останется. А кому это не нравится, пусть идет себе с Богом и впредь обходит нас издали. Ну, чего вы еще дожидаетесь?
— Чего? А чтобы вам сказать: руки прочь от нашей земли! — выпалил Гжеля.
— Сами убирайтесь, пока целы!
— Эй, смотрите! Сейчас мы еще просим по-соседски! — громко заговорили в толпе мужиков.
— Грозите? А мы на вас в суд подадим. Вы еще не отсидели за лес, так вам набавят, и уж заодно отсидите! — насмехался старый немец, однако и он уже трясся от злости, и другие едва сдерживались.
— Разбойники! Бунтовщики вшивые! — кричали немцы.
— Тише, немчура, когда народ с вами говорит! — ответил Матеуш, но они кричали все громче и наступали всей толпой.
Рох, опасаясь, как бы не вышло драки, оттеснял мужиков и успокаивал их, но они его не слушали. Послышались крики:
— Дай-ка в морду первому с краю!
— Неужто уступим, хлопцы? Ведь они над всем народом издеваются!
— Что же, значит, не добьемся своего? — кричали другие все грознее, подбодряя друг друга. А Матеуш, отстранив Роха, вышел вперед, по-волчьи оскалил зубы:
— Слушайте, немцы! Говорили мы с вами добром, по-человечески, а вы грозите нам тюрьмой и смеетесь над нами! Ладно, тогда поговорим по-другому! Мы пришли к вам с миром, а вы войны хотите? Что ж, война так война! Вот клянемся вам перед Богом и людьми, что на Подлесье вы не выживете! За вас суд, за вас начальство, и деньги у вас есть, а у нас только вот эти голые руки. Но мы еще посмотрим, чья возьмет! Запомните, что я вам скажу: от огня горит не только солома, он может сожрать и каменные стены, и весь хлеб на корню… Бывает тоже, что скот падает на выгонах… И с каждым человеком может беда приключиться… так помните, что я сказал: война и днем и ночью, на каждом шагу…
— Война! — хором гаркнули мужики.
Немцы схватились за шесты, лежавшие у стены, несколько человек вынесли ружья, другие подбирали с земли камни. Женщины подняли крик.
— Если хоть один выстрелит, — все деревни сюда сбегутся!
— Одного застрелишь, немчура, а другие тебя палками забьют до смерти, как паршивого пса!
— Эй, швабы, лучше нас не задевайте, с мужиками вам не совладать!
Ругань и угрозы, камни и палки летали в воздухе, и многие уже рвались в драку, но Рох унял своих и заставил их отойти. Уходя, они оглядывались и кричали:
— Прощайте и ждите, скоро вам красный петух запоет!
— Заглянем к вам поплясать с вашими девушками!
Солнце зашло, и сумерки ложились на землю. Холодный ветер гулял по полям, и они волновались, шурша колосьями, трава седела от росы, от деревни доходили детские голоса и звуки дудок, квакали лягушки на болотах. Наступал тихий вечер.
Мужики возвращались домой медленно, накинутые на плечи кафтаны развевались, как белые крылья. Шли, шумно разговаривая и часто останавливаясь, иной затягивал песню, и лес вторил ей, другие весело насвистывали, и все жадно оглядывали земли Подлесья, мимо которых шли.
— Тут землю поделить легко! — сказал старый Клемб.
— Еще бы, можно нарезать наделы ровнехонько, как соты. И у каждого будет и луг и выгон.
— Если бы только немцы отступились! — вздохнул солтыс.
— Не беспокойтесь, ручаюсь, что уйдут! — уверял Матеуш.
— Я взял бы вон ту землю, что с краю, у дороги, — сказал Адам Прычек.
— А мне приглянулась та, что у креста, — сказал другой.
— Эх, получить бы надел на хуторских огородах!
— Смотрите, какой хитрый, ему самую лучшую подай!
— Всем хватит, всем, — успокаивал их Гжеля, потому что они уже начинали ссориться.
— Если помещик согласится отдать вам Подлесье, вас ждет большая работа! — заметил Рох.
— Справимся! Со всем справимся! — радостно загудели мужики.
— Не страшна работа на своей земле!
— Мы бы и со всеми помещичьими землями управились!
— Только бы дали — тогда увидите!
— Врос бы человек в землю, как дерево, — и попробуй его оттуда вырвать!
Так они толковали между собой, все ускоряя шаг, потому что впереди уже темнела толпа баб, бежавших из деревни им навстречу.
XI
Рассвело настолько, что все кругом синело, как спелая слива, когда Ганка подъехала к дому. Все еще спали, но громкий стук брички разбудил детей, и они выбежали с криками ей навстречу, а Лапа радостно лаял, прыгая перед лошадьми.
— А где же Антек? — крикнула с порога Юзька, надевая юбку через голову.
— Его только через три дня отпустят, но теперь уже наверное, — ответила Ганка спокойно, целуя малышей и оделяя их баранками.
Выбежал и Витек из конюшни, а за ним жеребенок, который тотчас стал подбираться к матери. Петрик доставал из брички покупки.
— Косят у нас уже? — спросила Ганка, садясь тут же на крыльце, чтобы покормить грудью маленького.
— Да, вчера в полдень начали впятером: Филипп, Рафал и Кобус отрабатывают долг, а Клембов Адам и Матеуш — за деньги!
— Матеуш? Неужели Голуб?
