хотелось – и так жарко! – но по этикету положено, так что Халт со вздохом надел его. Потом всунул руки в темно–синий бархатный кафтан, отороченный по краям узорами, шитыми золотой нитью, и тут же взмок. В довершение натянул сапоги тонкой кожи. Печально вспомнил о кондиционере, оставшемся в квартире на Терре. О Хедин всемогущий, как давно он так не одевался!
Алкоголь тут же выветрился, и нервы снова дали знать о себе: правый глаз задёргался. Аннет обняла Халта, погладила по непослушным волосам, и он уткнулся ей в плечо. Затем вышел во двор, вскочил на вороного коня (он обзавёлся собственной маленькой конюшней, благо привезённое золото позволяло) и поскакал к замку. Сейчас юный тан не видел ни роз, ни симпатичных домов, не чувствовал ветра, трепавшего волосы, не обращал внимания на стражников. Он ощущал лишь тяжесть мешочка с пёс ком в кармане да грохот сердца в грудной клетке. Промчавшись по узким мощёным улочкам крепости, въехал на холм, на котором и возвышались дворцовые башни.
Ванда уже ждала на площади. Она оделась по схарматскому этикету: то самое чёрное, длинное и узкое платье с воротником–стойкой и вышитым глазом Схарна, в котором Халт увидел её первый раз. Ванда не рассказывала, чем и как занималась в последние дни, и только сейчас стало понятно, что ко двору она попала как высшая схарматка с Аррета. Огай не мог не принять её. В отличие от большинства правитель города прекрасно знал, кто такие схарматы и чем занимаются. Отказ в аудиенции магу такого уровня могли расценить как оскорбление.
Бросив поводья слуге–гоблину, они поднялись по широкой каменной лестнице и прошли через железные ворота. Халт во дворце Антракаса был впервые, так что предоставил Ванде вести его по длинным гулким переплетающимся коридорам, сам же просто глазел по сторонам.
Как и все в этом городе, дворец построили гномы. Называли они его Габилгатхол, то есть «Великая крепость». Именно здесь проходили встречи Совета, и за сто лет изменилось лишь одно – гномов в зале заседаний сменили люди. Однажды Халт был в подземном замке гномов и теперь с интересом рассматривал их степной дворец. В обоих зданиях прослеживались общие черты – высокие сводчатые потолки, например, – но многое различалось. Множество окон–бойниц с мозаичным стеклом в верхней части пропускали достаточно света, чтобы можно было рассмотреть фрески на первом этаже, изображающие фруктовые деревья, цветы и порхающих птиц.
Поднявшись на второй этаж, ко входу в зал аудиенций, они уткнулись в городскую стражу. Ванда представилась, гоблины сверились со списком, спросили, нет ли оружия, и пропустили их в небольшую комнату. Здесь на стенах изображались сценки из жизни рудокопов и кузнецов, поверх которых новые хозяева дворца повесили портреты своих знаменитостей, как альвов, так и людей. Халт не узнавал эти лица, но по шлемам, мечам и суровым взглядам понимал, что это прославленные полководцы. На противоположной стене, над входом в дверь, красовался герб города: рука, сжимающая молот.
Кроме них, в зале на пуфиках сидели два торговца. Халт порадовался, что посетителей так мало. Иначе пришлось бы ожидать аудиенции на ногах, а сын тана знал, как долго это может тянуться. Однако опасения не подтвердились. Не прошло и десяти минут, как распорядитель назвал их имена, и под пристальными взглядами двух стражников они вошли через резную дверь в зал приёмов.
Звонким эхом разнеслось цоканье каблуков о мраморный узорчатый пол. Теперь стало не до убранства зала, Халт лишь заметил роскошно расписанные потолки, белые колонны, увитые золотым плющом, да огромное число светильников, но сейчас его интересовал только Огай. У противоположной стены на троне, чуть сгорбившись, сидел усталый мужчина лет сорока. Его волосы тронула седина, лоб прорезали несколько глубоких морщин, кожа напоминала сероватый пергамент. Красная мантия, подбитая белым, смялась и свисала с одной стороны трона.
— Халт Хединсейский, значит. Сын тана с Хьерварда, – не изменив позы, сказал вместо приветствия глава города. Халт кивнул.
— И что же за важный и срочный разговор у тебя?
Халт решил, что, раз Огай нарушил уже дюжину правил этикета, то и ему не стоит особо им следовать.
— Хочу поговорить об освобождении Лероннэ.
Глава города чуть заметно напрягся, выпрямил спину и уже не так равнодушно спросил:
— И что же тебя интересует?
— Возможно, как раз тебя заинтересует моё предложение – помешать этому, – произнёс сын тана спокойно и небрежно, как мог, хотя сердце колотилось, будто он бежал.
— Меня?! Ты вообще понимаешь, что говоришь? Да после этих слов твоя жизнь находится в моих руках! – Огай отрывисто выкрикивал слова, вцепившись в подлокотники, но Халту не было страшно. По сравнению с Глойфридом Огай казался жалким. Как ни скрывал правитель страх – ничего у него не получалось.
— Ты меня боишься, – спокойно сказал Халт, и Огай резко замолчал. Сын тана вдруг почувствовал абсолютную уверенность. – Не бойся, я пришёл с выгодным предложением. Ты ведь не хочешь освобождения хаоситки, я тоже. Ты поможешь мне, я тебе.
Огай помолчал. Затем спросил:
— Вы из Ордена?
— Только я, – вмешалась Ванда.
— Я ждал Орден, но думал, что он появится раньше… Ладно, и какое у вас предложение?
— Ты назначаешь главой семьи рудокопов нашего гнома, делаешь его членом Совета. Предоставляешь в наше распоряжение стражников – или, по крайней мере, не посылаешь их против нас. Мы уничтожаем чёрный шар, не допустив тем самым освобождения. Ты остаёшься главой города.
Огай несколько секунд смотрел на него во все глаза, а потом начал хохотать. Эхо разносилось по всему залу, отражаясь от стен, слезы выступили из глаз правителя, но он не мог остановиться. Наконец Огай кое?как успокоился и смог вымолвить:
— Это все? Мне уже можно бросать вас в темницу?
— Не думаю, – Халт достал мешочек, развязал тесёмки и высыпал немного песка на ладонь. – Знакомый песочек? Хороший, чистый, обработанный Мадрасом! Как думаешь, что сделают жрецы Чёрного Солнца, когда им пришлют его с соответствующей запиской?
Огай побледнел. Стало хорошо заметно, какой же он усталый и замученный, но надо отдать должное: Огай не впал в панику и не потерял лицо. Просто спросил:
— Это все ваши требования?
— Да.
Глава города снова замолчал. Пауза затянулась, и сын Глойфрида на всякий случай добавил:
— Надеюсь, ты не обдумываешь, как ловчее нас прибить, отняв песок? Не советую. Второй такой мешочек остался у доверенного человека в городе, и если с нами что?то случится, он будет отправлен в храм. Убивать всех наших друзей – тоже не лучший вариант. Мы не настолько глупы, чтобы оставить песок им. У тебя нет шансов найти нашего доверенного. Возможно, он даже не в этом мире… – Халт блефовал. Часть песка они оставили Аннет, а её городские ищейки нашли бы в первую очередь, вместе с Драгой. Но они не решились доверить такую ценную информацию кому?то ещё, да и времени не было.
— Как зовут этого вашего гнома? – вместо ответа спросил Огай.
— Торион Гримсон.
— Гримсон… отпрыск последнего главы Совета, надо полагать… Мне надо подумать.
— На это нет времени. Освобождение может начаться в любой момент, – возразила Ванда.
— Нет, ещё недели полторы, а то и две точно есть. Но я буду думать быстро. Дайте мне минут пятнадцать.
Халт кивнул, и они оставили главу города наедине с самим собой, отойдя за колонны. Там оказались большие окна, из которых открывался изумительный вид на залитый солнцем город. Дворец находился на возвышении, так что виднелись не только крыши домов внутри крепостных стен, но Кальмиус, и часть домов соседнего района. Сын Глойфрида очень любил Москву, но не мог не согласиться с Аннет: Антракас был прекрасен.
Пятнадцать минут тянулись как полчаса, а то и больше, хотя у Халта не было часов, чтобы проверить. Наконец Огай их окликнул. За это время его поза изменилась: правитель подтянулся, поправил мантию, в бесцветных серых глазах появился стальной блеск.
— Я правильно понимаю, что Гримсон – глава гномьего «Сопротивления» и за свой пост даст вам
