лишь наполовину, но это лучше, чем ничего. Так у них все же появлялся шанс выжить. Да и черносолнцевцы будут неприятно удивлены, когда их собственные огнешары полетят в них же, отпружинив от нападающих.
Тан немного понаблюдал за процессом через палантир, висящий у Мадраса на шее: воины все прибывали, прыгали с шутками и прибаутками в бочки, выскакивали, отплёвываясь. Кто?то скакал на одной ножке, вытрясая воду из ушей, кто?то ёжился на прохладном ветру – вытираться было нельзя, чтобы дать драгоценным каплям впитаться в кожу. Выстроилась очередь, бойцы все прибывали и прибывали. Помощники Мадраса раскраснелись, запыхавшись бегать туда–сюда с вёдрами: одной бочки с магической водой хватало на несколько гномов, после чего приходилось менять воду и заново накладывать заклинание. Халт поразился стойкости чёрного мага: он примерно представлял, сколько сейчас тратится сил, но не видел ни тени усталости на тёмном лице. А тому ведь скоро придётся сражаться с магами Хаоса…
Тан переключил внимание на другой палантир, закреплённый на шее у Рыжеборода, и попал в гущу событий: гномы, работавшие эти дни с псиглавцами, принесли и раздали всем ножи, которыми сейчас ловко орудовали восставшие. Около трехсот рабов превратились в бешеных псов: они набрасывались на своих мучителей, перерезая, а иногда и перегрызая им глотки. Кровь стекала ручьями, впитываясь в песок. Предполагалось, что весь гнев «Летучий отряд» направит на черносолнцевцев, но они либо не смогли, либо не захотели остановить резню надсмотрщиков. Все это сопровождалось странными звуками: сын Глойфрида привык слышать на поле боя боевые кличи, крики и брань, но сейчас из палантира раздавались лишь рык, скрежет зубов и чавканье. Ни единого слова, ни единого крика, не считая панического воя надсмотрщиков, потерявших разум от такой атаки. Халт порадовался, что в сумерках не видит бойню во всех подробностях, но и того, что он слышал, хватало с лихвой. Впрочем, все быстро стихло: охраны на карьере в принципе никогда не было много – зачем, если рабы на цепи и безоружные? – а в последние дни Огай часть ещё и отозвал.
Рыжебород вскочил на низкорослого арденского коня и припустил вперёд, показывая псиглавцам дорогу. Он вёл их к Мадрасу, чтобы тоже поставить им магическую защиту, а угнаться за этой расой пешком гном не мог при всем желании.
Халт встал из?за стола и кивнул Ванде: их выход. Рабы Арены должны были отпереть клетки несколько часов назад, а им предстояло открыть магические ворота. Сначала старуха хотела лететь одна, но за дни обсуждений тан настоял на том, что ей нужна защита на непредвиденный случай.
Они вышли на улицу. Гномий район казался вымершим: большинство способных держать оружие уже ушли к шахтам, дети и старики на всякий случай попрятались по подвалам. В полной тишине шаги звенели, будто по железу. Бараз бил по бедру, перекликаясь с буханьем сердца. Тело ощущало тяжесть меча, плотно прилегающие доспехи, пульсирующую в висках кровь, но внутри было пусто. Ни страха, ни радости, ни волнения, ни мыслей – ничего. В нем после увиденного у терриконика будто сработал предохранитель, спасая от эмоциональной перегрузки. Халт этому даже обрадовался. Да, ему все равно, выживет он или нет, но, по крайней мере, он не искал смерти. Где?то на задворках сознания всплыл образ отца, но традиционная мысль: «Что бы он подумал сейчас?» – даже не пришла в голову. Отец далеко. В другом мире. В другой жизни. Здесь и сейчас есть Бараз, доспехи и песок под ногами. И гробовая тишина.
Флипу запретили подлетать к городу даже невидимкой, и он ждал тана и мага на окраине. Грифон показался на мгновение, чтобы его заметили, и вновь растворился в ночи. Халт помог Ванде взобраться Флипу на спину, сел сам, вцепившись в перья, и они взмыли в небо. Но даже сумасшедшее ощущение полёта, когда чувствуешь под собой мягкое звериное тело, но видишь лишь пустоту, не смогло пробиться сквозь равнодушие. Обычно Сын Глойфрида радовался полётам на грифоне, наслаждался ветром в лицо, скоростью, ощущениям свободы, – но не сейчас.
Под ними появилось гигантское тёмное здание Арены, и Халт вспомнил, как совсем недавно взмывал с неё ввысь, спасая свою жизнь. Как давно это было! Сейчас он возвращался обратно, готовый умереть.
Флип мягко опустился на песок, окружённый со всех сторон стенами, и снова стал видимым. Тишина. У Халта кольнуло в груди: вдруг гномы в чёрных ошейниках не смогли сдержать слово? Вдруг все клетки заперты? Но он тут же понял, что будет делать в этом случае: пойдёт открывать их сам. Лишь бы Ванда справилась с воротами…
Та уже изучала их. Створки оказались не просто заперты, но защищены магической сигнализацией, так что открыть проход, не сообщив об этом всем черносолнцевцам, оказалось сложно. Халт ждал. Прошло уже около получаса, но ничего не изменилось. Ещё чуть–чуть, и они выбьются из графика. Тан достал палантир, настроенный на Драгу – та осталась в штабе–доме Ванды, – и шёпотом попросил показать, что творится у шахт. Драга пододвинула нужный шар поближе.
Видно было плохо, но все же Халт сумел понять, что последние псиглавцы проходят обработку у Мадраса. Для них чёрный маг приготовил особое заклинание. Эта раса практически не поддавалась магии, поэтому решили бросить их на штурм самого защищённого места – мавзолея. Никто, кроме псиглавцев, не смог бы пробиться через защиту, которую наверняка установили маги Хаоса. У полулюдей же был шанс, и Мадрас увеличил его, на время сделав каждого ещё менее восприимчивым к магии.
— Переключи на Рыжеборода, – прошептал Халт. Драга поменяла палантир.
Вначале шар ничего, кроме тьмы, не показывал, но, приглядевшись, тан заметил несколько смазанных движений и понял, что наземная часть «Летучего отряда» уже сидит в засаде, ожидая летучую часть.
— Есть! – выдохнула Ванда. Путь наверх стал свободен.
«Командуй», – попросил Халт Флипа.
«Да», – отозвался грифон.
Сначала ничего не происходило, и сомнение вновь закралось в душу, но тут раздалось хлопанье крыльев и вылетел первый грифон. Тан насчитал четырнадцать – значит, все в полном составе. Дальше появились перитоны. Тех было больше – двадцать восемь. Только теперь, когда последний зверь устремился ввысь, Халт понял, в каком напряжении находился все это время. Сорок два гнома ждали в засаде, и каждое магическое животное ценилось на вес антракасской стали, что дороже золота. Именно им придётся закрывать портал в башне – возможно, собственными телами…
Флип полетел показывать сородичам путь, а Халт и Ванда вошли внутрь. Им ещё предстояло выпустить остальных, бескрылых, открыв наземный проход. Левкрокоты, огненные ящерицы, дипсы и прочие уже столпились перед дверью, в денниках, террариуме и серпентарии было пусто и темно. Лишь четыре горящих уголька уставились на Халта из?за двойной решётки. Он остановился перед амфисбеной.
«Выпусти меня», – попросила она.
«Не тронешь?»
«Да».
«Будешь биться?»
«Да».
Халт не только разговаривал с ней, но и чувствовал отголоски эмоций. Страх, одиночество. Все ушли. Амфисбена, видимо, поняла, что осталась одна в клетке. Теперь перспектива воевать на стороне освободителей в обмен на возможность уйти потом куда угодно показалась ей более заманчивой, хотя и пугающей. Странно, но она… воспринимала клетку как свой дом. И не хотела никуда уходить. Она боялась не смерти, а свободы, с которой не знала что делать.
«Флип?»
«Да».
«Можно доверять амфисбене?»
Грифон некоторое время не отвечал, затем тан услышал:
«Да».
Ключ в темноте нашёлся не сразу. Халту пришлось обшаривать ладонями стены, но в конце концов он наткнулся на гвоздик со связкой. Затем таким же способом стал искать замок. Тёплые прутья первой клетки сменились обжигающим жаром второй – так что приходилось постоянно отдёргивать руки. Наконец раздался последний щелчок, и тана больше ничего не отделяло от амфисбены. Жар стоял невыносимый, доспех накалился и жёг тело, но Халт не обращал на это внимания. Если бы ещё неделю назад ему сказали, что он будет стоять в двух шагах от огромной змеи с двумя головами, он бы покрутил пальцем у виска. Но сейчас это не казалось удивительным. Как не удивило и то, что гадина проползла мимо, не тронув, и устремилась на волю.
