чемпиона. Такие птицы стоят больших денег».
— Каждому свое, — парировал Онг, — мы своих птиц не продаем. Как-то был я в Гонконге, и случай привел меня на бойкую улицу, где много чайных домов. Маленькая площадь превратилась в арену. Там гладиаторы — птицы. Зрители кричат, жестикулируют. Ставки, ставки… Ажиотаж. Обычные домашние птицы ведут кровопролитные бои. Клетка приоткрывается настолько, чтобы птица могла высунуть клюв и нанести удар противнику в клетке напротив. Если противник уклонился от борьбы, значит, проиграл. К счастью, схватки редко кончаются фатальным исходом, «о повреждения случаются очень тяжелые. И какая ирония! Первоначально эти птичьи клубы были организованы, как считают создатели, с явно благородной целью: отвлечь людей от пагубной игорной страсти. А итог оказался тот же — ставки, ставки, ажиотаж…
Надо сказать, что и в Сингапуре немало любителей азартных игр. Есть организованные игорные притоны. Ставки делаются на публичных площадках для гольфа. Газеты сообщили однажды историю о сиамских рыбах-гладиаторах, случившуюся в одном из кофейных домов и закончившуюся проигрышем в миллион долларов за неделю. «Сумасшествие на сиамских рыбках», как назвали эту историю, кончилось арестами. В полиции существует специальный отдел, занимающийся пресечением азартных игр. Двести выездов в неделю!
Дядюшка Лим рассказал также о контрабандной операции с птицами. Маршрут: Австралия — Европа. Центр синдиката — Сингапур. Птиц, занесенных в австралийскую Красную книгу, одурманивали наркотиками и в состоянии грогги везли в чемоданах в Сингапур. Семь из десяти погибали. Но мошенников это мало волновало. Ведь даже на трех птицах, что оставались в живых, можно хорошо заработать. Возмущению дядюшки Лима не было предела.
Я слушал его рассказ и думал, как прекрасны эти люди, кофейный клуб и то, чем он занят. Это вызов коммерции, мерзости, истреблению природы.
— Но все-таки птицы-то в клетках?
— Да, в клетках, — с вызовом сказал Онг, — но они в большей безопасности, чем на воле. Клетки защищают их от дурных людей. До сих пор не могу понять, как это случилось? Шестьсот золотых ржанок, прилетевших к нам с плоскогорий Центральной Азии перезимовать и затем отправиться обратно домой, были за два часа расстреляны на взлетно-посадочной полосе сингапурского аэропорта. Мешали посадке реактивных самолетов. Почему? Разве нельзя было иначе? Ведь они, золотые ржанки, были наши гости!
Противоречив Сингапур. «Тысяча долларов за убитую птицу или разрушенное гнездо!» — лозунг на четырех официальных языках — английском, китайском, малайском, тамильском — можно встретить во всех парках республики. Птицы желанны, их зовут, охраняют.
И… шестьсот золотых ржанок за два часа…
— Вот вы неодобрительно относитесь к птицам в клетках, — Онг хигро прищурился, снова скользнула полуулыбка в складках рта. — Я уважаю вашу позицию. Но не забывайте: благодаря нам вольных пернатых в лесах порой становится больше. Джамбул, например, еще недавно жил в основном в джунглях Таиланда. Потом попал в клетки любителей птиц в Малайзии и Сингапуре. Но бывает, вырвется на волю. Поверьте, нам не жалко, когда птица улетает из клетки в леса. Лишь бы не попала к браконьерам и холодным коммерсантам.
Птицы уже не пели. Все чаще хозяева подходили к клеткам и покрывали их чехлами. Птицы любят петь в компании, но все-таки устают — слишком много посторонних. И хозяева щадят их нервы.
Некоторые чехлы рябили пестротой расцветок, но большинство были кремовые и серые. Оказывается, специалисты определили, что яркие чехлы нужны скорее хозяевам: показать себя, а птиц они раздражают, им по душе более скромные тона.
Среди любителей птиц есть свои профессионалы. Одни знают все о клетках: какие размеры самые рациональные, как чинить клетки и т. п. Другие досконально изучили все болезни пернатых и эффективные способы лечения. Есть оценщики — они дадут детальную справку с точностью до цента: выгодно ли содержать птицу? В клубе на улице Петэна таких нет, здесь коммерцией не занимаются.
— Джентльмены, наше время истекло, — торжественно провозгласил дядюшка Лим и решительно отодвинул чашку. — Пора возвращаться к семьям.
— Говорят, будто бы поклонники шармы любят ее больше своей жены, — прокомментировал Онг. — Это не совсем так. Несколько воскресных часов мы действительно принадлежим только себе да своим питомцам и наслаждаемся пахучим кофе, приготовленным по старым рецептам, но приходит пора, и мы идем домой.
Теперь птицы были прикрыты чехлами, кто-то уже укладывал клетки в машину, кто-то пошел искать такси… И вдруг в одной из клеток раздался сухой шорох, движение, и на негромкой ноте возник звук. Сначала робкий, будто журчание ручья, потом увереннее тверже. И вот уже рвется с всхлипом. И взорвались пронзительные трели, подхватили этот звук. Звучал многоголосый хор…
Древние славяне уверяли, что птица поет от избытка чувств. Ученые-орнитологи утверждают, что пение птиц — это сигнал. Иногда он означает: гнездо занято.
О чем пели эти птицы и почему явственно слышался плач в этих звуках? О чем плакали баловни судьбы, окруженные таким вниманием и лаской? Капля росы в пять утра, плоды папайи, кузнечики от господина Тана, теплая ванна с белым перцем. Что это было? Зов крови, зов джунглей?
Я перехватил взгляд Онга, напряженный, печальный, не было полуулыбки в складках рта… Все-таки во всем виноваты эти липучие строки: «В знойный день жди любых неожиданностей».
Лестница, ведущая в никуда
Дом стоял там, где, наверное, ему и следовало стоять: на перекрестке двух дорог. Одна, начинаясь где-то у причалов порта, вела на север и, перевалив через дамбу, исчезала за проливом в Малайзии. Другая, возникнув из путаницы переулков вокруг Орчард-роуд, некогда знаменитой своими фруктовыми садами и плантациями корицы, а теперь ставшей образцовой туристской магистралью с пешеходным молом и десятками отелей разных рангов и архитектурных стилей, вела потом на восток, к аэропорту. То был не дом, а вереница домов, каких много разбросано по острову. Каменные аркады, деревянные зеленые решетки на окнах. Внизу работают, торгуют, наверху живут. Обычный дом, но были в нем две вещи необычные: загадочная надпись «ваянг сату стор» («лавка первого ваянга») и наружная белая винтовая лестница. Когда светила луна (а она в Сингапуре разная: в сентябре-октябре — малиновый шар, словно солнце на закате, потом медленно гаснет, становится ярко-оранжевой, затем бледнооранжевой, желтой, пока не придет к ущербу), лестница таинственно мерцала. А если, случалось, ветер пробегал по верхушкам придорожных тембусу, тонкий лунный свет и тени деревьев начинали языческие пляски.
В одной части дома пекли душистые вкусные булки, и их крепкий запах смешивался с медовым ароматом плюмерий. Их опавшие цветы в свете луны лежали словно морские звезды на морском дне. Плюмерии называют еще франжипанами. «Изобильный запах франжипанов, глубокий и сытный, как дух
