— Мариса, — сказал Ник, не зная ничего о потерянной любви Грая, кроме имени. Если она часть тьмы, она услышит. — Ты здесь?
— Здесь… — прошелестели опаляющие отчаянием слова. — Все — здесь…
— Грай до сих пор любит тебя. Он все эти годы искал тебя в Темном.
— Пусть живет!
Словно прорвало плотину. Многоголосый хор взревел, как шум водопада, умоляя, разрывая на части, сводя с ума.
«Скажи моей жене… Ненавижу!.. Твари, какие же подлые твари… Передай ему… Убью, суку!.. Пусть сдохнет, собака!.. Найди… Найди… Найди…»
— Нельзя найти тех, кто навсегда потерян в пучине зла, — услышал Ник полный горечи и ненависти голос и понял, что это его…
Янтарное сияние едва теплилось, мерцая в тяжелом, плотном теле.
«Мне не вырваться отсюда», — подумал Ник, и ужас уступил место отчаянию.
— Пап!
Ивар вздрогнул и оторвался от разложенных на столе бумаг:
— Аля! Я не слышал, как ты вошла.
Ланка устроилась на твердых коленях, обвила руками шею отца, прижалась щекой к щетине на подбородке. Ивар погладил ее по спине и счастливо вздохнул:
— Ну что ты, как маленькая. Раздавишь отца-то…
— Пап… Папочка… Ты у меня самый лучший!
— Та-а-ак… — протянул Ивар. — В чем дело? Что опять натворила?
— Ну почему сразу натворила? — притворно обиделась Ланка. — Нельзя уже сказать, что я тебя люблю?
— Не юли! — строго произнес Ивар. — Выкладывай!
— Ну… Пап, помнишь, ты говорил, что Грай хороший? Ведь говорил?
— И что?
— Пап, мы… В общем мы с ним…
Она спрятала запылавшее лицо в папино плечо. Ивар помолчал. Потом вздохнул и произнес:
— Ну что ж… Ты уже взрослая девочка. Я не могу решать за тебя. Я буду рад, если у вас все получится. Вы уже расписались?
— Пап, — Ланка вынырнула из своего убежища и уставилась на отца широко распахнутыми глазами. — Ты правда не против? Правда-правда?
— Конечно нет, детка, — он слабо улыбнулся. — Это же твоя жизнь.
— Спасибо, папочка! Ты у меня действительно самый-пресамый лучший!
— Но предупредить отца можно было бы и заранее, — с напускной строгостью заявил Ивар.
— Я сама не знала, пап, — заторопилась Ланка. — Это все Грай! Представляешь, я думала, мы просто гуляем, а он меня вдруг привел туда и…
— Туда — это куда? — поинтересовался Ивар.
— Ну, к храму. Там так красиво, пап, я его обязательно нарисую, только…
Она замолчала. По лицу Ивара медленно разливалась белизна. Глаза — две мертвые черные дыры — смотрели сквозь Ланку. Губы беззвучно шевелились.
— Что?! Пап, что?! Тебе плохо?
— К храму… — безжизненным голосом повторил Ивар.
…Дверь была чуть приоткрыта — словно приглашала. Ланка помедлила, не решаясь нарушить нетронутую белизну присыпанной снегом дорожки.
— Ты чего? — Грай посмотрел недоуменно.
— Так красиво… — прошептала она. — Так… чисто.
Внутри было пусто и гулко. Рассеянный свет струился широкими полотнищами сквозь большие стрельчатые окна. В центре круглого зала — ни скамеек, ни столов, ни канделябров, только строгие плиты пола и лужи света на них, — в центре стоял камень. Неровный, грубо обтесанный обелиск, похожий на сплюснутое с боков яйцо.
— День добрый, господа, — тихий голос раздался откуда-то из-за спины, но Ланка не испугалась — здесь нечего было бояться.
Молодой мужчина в просторном сером одеянии неслышно приблизился к ним и взглянул без улыбки:
— Вы пришли совершить обряд? Или просто решили полюбопытствовать?
— Мы… кхм… — Грай закашлялся.
Служитель терпеливо ждал.
— Да, мы… Нам хотелось бы… Это же храм сна?
— Да, — коротко ответил служитель.
— Вот… Ну и мы пришли, чтобы… Здесь же можно… пройти обряд? Прямо сейчас. Если можно.
Грай окончательно смутился и замолчал. Мужчина перевел взгляд с него на Ланку и спросил:
— Ты тоже этого хочешь?
Ланка испуганно кивнула.
— Что ж… Храм открыт для всех, — произнес служитель, низко склонив голову. — Правда, немногие приходят сюда, чтобы соединить свои судьбы. А из тех, кто приходит, мало кто осознает, что он собирается сделать! Вы понимаете, чего хотите?
— Конечно! — Грай упрямо прищурился. — Мы готовы!
— Д-да, — неуверенно ответила Ланка на вопросительный взгляд служителя.
— Тогда подойдите к вершителю. Сердце подскажет, что нужно делать. Вечный Отец направит ваши души. Первоматерь поможет вашим судьбам сплестись в одну. Идите…
— Как ты могла?! Ну как ты могла?! За что мне это?! Алана, как же теперь…
— Пап, ты чего так? Ну ничего же не случилось, — жалобно сказала Ланка. — Ну, подумаешь, обряд. Я же не знала, что ты так…
— Не знала?! А что ты знала? Ты же теперь навсегда — понимаешь, навсегда! — связана с этим человеком?! Любовь — ладно! Хотите жить вместе — пожалуйста! Детишек рожать — сколько угодно! Но зачем было… Это же…
— Пап, — Ланка смотрела в сторону. — Я никогда больше не попаду в Темный.
Ивар вздрогнул.
— Видишь, я не боюсь называть его. Потому что мне он больше не угрожает! Потому что Грай… Он… Если со мной что-то случится, он заберет мой сон.
— А если что-то случится с ним? — задушенным шепотом спросил Ивар.
…Шершавая поверхность камня была теплой. Ладонь слегка покалывало, будто несильными электрическими разрядами. Ланка не видела Грая, стоящего с другой стороны обелиска, но слышала его дыхание — неровное и частое.
Ничего не происходило. Ланка беспомощно оглянулась — где же служитель? Разве не его обязанность помогать пришедшим в храм? Круглый зал был пуст, только редкие снежинки кружили возле распахнутой настежь двери.
Ланка помедлила и прижала к странной, шелковистой на ощупь поверхности вторую ладонь. Ничего. Глупость какая-то! Она вдруг почувствовала себя героиней дешевой мелодрамы — все это долгое утро с прогулкой по сказочному белому городу, с объяснением в любви и таким нелепым предложением руки и сердца только так и могло закончиться. Торжественным, но абсолютно бессмысленным ритуалом. Может, надо сказать что-то вроде: «Я, такая-то, навеки объединяю свою судьбу…» Брр!
В этот момент Грай со своей стороны прижал руки к камню, и Ланка увидела его. Обелиск еще больше нагрелся — теперь он напоминал не остывающий после солнечного дня валун, а включенный обогреватель. Серая неровная поверхность слегка завибрировала — Ланка ощутила эту дрожь всем телом —
