— Ивви, — нежно произнес он. — Не беспокойся, детка. Мы сами разберемся с Граем. Тебе нужно больше отдыхать.
Улыбка Ивки была отражением лица Элина — счастье и любовь.
— Я совершенно здорова. Но если вы будете продолжать ссориться, тогда я точно расстроюсь. Ваши крики слышны даже в жилом крыле. — Она шутливо погрозила пальцем Граю: — Что ты натворил, негодный мальчишка?
Мальчишка?! Да он младше этой потаскухи всего на несколько лет! Грай открыл рот. Закрыл. Взял себя в руки. И произнес:
— Прости, Ив. Я бы с удовольствием выпил чаю.
Сердце заколотилось. Все складывалось как нельзя лучше.
— Ладно, — проворчал Элин. — Все вы — дети мои неразумные. Прощаю. В который уж раз? Видишь, — он кивнул вслед выходящей Ивке и неожиданно улыбнулся, — на старости лет и мне счастье подвалило. Отцом стану. Анализы подтвердились. Если бы ты знал, сколько лет я ждал этого. И не чаял уже.
Проклятье! Хоть уши закрывай. Элин без мыла к любому в душу залезет, как только рот раскроет. Надо было притащиться этой пузатой дуре!
— Что скалишься? — спросил Элин. — Знаю, думаешь, распустил нюни на старости лет. Только, Грай, страшно уходить из этого мира, зная, что ждет тебя впереди. Страх открывает дверь в сон. И приходит день, когда ты понимаешь — все, что тебе осталось, это лишь готовиться к вечному Темному.
— Подожди, ты же видел Светлый Лес? Учил, что если жить свободно, то есть шанс попасть туда.
Элин поморщился:
— Я слишком стар, чтобы обманывать самого себя. Мой Лес вряд ли будет светлым.
— Отец!
Элин махнул рукой — не нужны мне твои утешения.
— Хочется продлить свои дни, Грай. Оттого-то я и создал «Живых». Чтобы помнили обо мне, когда уйду навсегда. Люди — тупая скотина, стадо. Хочешь, чтобы они за тобой последовали, — придумай легенду и стань избранным.
Грай невольно восхитился. Что ни говори, но старик создал великую империю. Невидимые нити опутывали весь город, управляли самыми разными людьми от мэра до нищего, полубезумного охранника Арни. А самое забавное, что большинство из них даже не догадывались, что пляшут под чужую дудку. Что вокруг — только ложь! С первого слова до последнего.
Элин сграбастал его за шею крепкой пятерней, притянул к себе. Заглянул в глаза, близко- близко.
— Помнишь, как ты тогда замерзал? Из гордости, из обиды. Чтобы причинить боль родителям, которые любви твоей не поняли и не поддержали, когда помощь нужнее всего была. Помнишь, как ты плакал передо мной, когда рассказывал о Марисе?
— Помню, — процедил сквозь сжатые зубы Грай. Разбередил душу проклятый старик. Как ножом по живому.
— Я тебя, непутевый сын мой, сразу впустил в сердце. Потому что ты — живой, ты мой. Такой же, как я, — можешь подняться над трусливым быдлом и жить, как сам захочешь. В тот день я понял — в тебе продлюсь. И все эти годы терпел твои выходки, боролся за тебя, потому что любил. А ты любви моей не хотел. Только свободы.
Любви, зло подумал Грай. Как же! Это не любовь — тиски. Каторга!
Элин разжал пальцы, оттолкнул Грая.
— А теперь я тебя отпускаю… Живи, как знаешь. И я еще поживу. Теперь есть за что бороться. Для кого жить. Уж он, мой родной сын, кровиночка моя, меня не оставит. И в награду будет избавлен от страха перед снами!
Ивка вернулась быстро. Грай осторожно нащупал в кармане рубашки пластиковую ампулу. Он сможет. Ради Ланки. Все просто — старик уснет, а он вытащит Эррана из карцера. Только-то и нужно — незаметно вылить содержимое в чашку.
Ивка красиво расставила на низеньком столике посуду, водрузила в центр тарелочку с крохотными пирожными. Разлила чай и вдруг уселась, явно не собираясь уходить. Триар похлопал ее по коленке.
Грай едва не запаниковал — подбросить снотворное в чашку Элина не было ни малейшей возможности. Это с самого начала было слабым местом плана, но он понадеялся на удачу. А сейчас старик сидел напротив, Ивка сбоку — как незаметно влить снотворное, когда они смотрят в упор?!
— Чем будешь семью кормить? — спросил Элин. — Что ты умеешь, кроме как с парашютом сигать, да в Темный шастать?
Ивка хихикнула.
— Придумаю, — буркнул Грай.
— Мои двери для тебя всегда открыты.
Напряженную тишину за столом разбила телефонная трель. Элин обернулся, но Ивка уже вскочила и заботливо подала ему трубку.
— Мэр Романо! Да. Нам есть, о чем поговорить, — старик отошел к столу, помахал Ивке рукой — найди мне документ. Ивка начала копаться в бумагах.
Грай молниеносно выдавил в чашку Элина бесцветную жидкость.
— Думаю, тебя заинтересует мое новейшее изобретение, Дарин. Заодно и бумаги подпишем. Я сейчас занят. Приезжай через… час, — сказал старик, взглянув на часы, и весело подмигнул Граю. — И слышать о нем не хочу. С Арсоном покончено!
Ивка просияла глазами и чмокнула Элина в морщинистую щеку. Старик вновь уселся за столик и отхлебнул чаю.
— Можешь приходить к нам со своей Аланой, — миролюбиво сказал он. — Будем дружить семьями.
— Спасибо, отец.
Никогда этого не будет! Если все получится, он заберет Ланку и заляжет на дно. Старик никогда не простит предательства. А если не получится, он сам себе не простит…
Разговор не клеился. Грай сидел, как на иголках, с трудом сохраняя на лице почтительное выражение. Ивка собрала посуду и вышла.
Элин привычным движением потер грудь в области сердца.
— Что-то устал я. Душно здесь. Дом нужен. Красивый, просторный. Чтобы лес рядом — за грибами будем ходить, гулять. Хотя, какой сейчас лес… Дикость одна. Ничего… Мы эту дрянь выведем. Мы теперь все можем…
— Прощай, Эл. Я пойду, — медленно сказал Грай, едва сдерживаясь, чтобы не закричать: «Засыпай! Ну, засыпай же, старый хрыч! Времени мало!»
Элин вяло кивнул.
Грай бросился к письменному столу. Дернул левый ящик — там старик всегда держал ключи. Связка была на месте.
— Ты… что там… А…
Старик не успел договорить — Грай уже запирал дверь снаружи.
Он быстрым шагом направился к лестнице, ведущей в нижний ярус, где напротив мусоросжигателя находился карцер — каменный мешок два на два метра, место для наказания непокорных. О том, что именно здесь исчезали те, кто осмеливался усомниться в Триаре, знали лишь двое. Остальным говорили, что они отправились в другой Узел, чтобы и там основать семью «Живых». Тех, кто умирал от голода и жажды в карцере, вспоминали в молитвах, превозносили в проповедях. От тел избавлялись здесь же. Слабоумный Арни, которого Элин держал как раз для такой работы, выпив лишку, рассказал об этом Граю, да еще и наглядно показал. Это стало последней каплей. Тогда-то Грай и решил уйти из секты.
Мусоросжигатель — огромная старинная печь с открытым устьем — пылал, наполняя подвал зловещим красноватым светом. Рядом с ним никого не было. Прикрыв за собой дверь подвала, Грай бросился к карцеру, мучительно пытаясь вспомнить, какой из ключей на связке открывает большой
