Запада Брет Гарта изображать его по-другому подразумевало «революцию». А О. Генри не был революционером. И не собирался сворачивать с тропы, протоптанной Гартом, — тем более, учитывая особое отношение писателя к поэту «златокипящей» Калифорнии. Кстати, не надо обладать острым зрением, чтобы понять, что «благородные жулики» О. Генри во многом «вышли» из Джека Гемлина и Уильяма Окхерста Ф. Брет Гарта.
Он бы мог стать «гением» каторжной тюрьмы штата Огайо — Дженнингс и те, кто отбывал вместе с писателем срок заключения (или трудился с ним в тюремной больнице), свидетельствуют, с каким напряженным вниманием он вслушивался, как реагировал на исполненные глубочайшего трагизма жизненные истории ее обитателей. И отчасти стал им — вспомним хотя бы один из лучших его рассказов «Превращение Джимми Валентайна». Но страх разоблачения блокировал его усилия в этом направлении. В то же время его Джефф Питерс и Энди Таккер (да и другие незадачливые любители легкой наживы) прообразами своими восходят не только к Брет Гарту, но, скорее всего, имели и прототипы в стенах узилища в Коламбусе.
О. Генри знал и любил Новый Орлеан, но прожил там недостаточно долго, чтобы стать «гением» этого места. Впрочем, это не помешало написать ему несколько замечательных рассказов, действие которых развивается в этом необычном городе. Героями О. Генри становились жители Техаса, Южной Америки, Теннесси, Огайо, других штатов — больших и малых городов, поселков и уединенных ранчо. Писатель вполне мог стать «гением» и этих мест, если бы прожил в них подольше и имел возможность пристальнее вглядеться в повседневную жизнь их обитателей — существование «маленького человека» трагично повсеместно. И масштаб его трагедии, конечно, ничуть не менее значителен, чем трагедия ньюйоркца, задыхающегося в тисках безденежья и безнадежности. Но это был бы уже другой О. Генри.
Однако вполне достаточно О. Генри реального — без сослагательного наклонения. В одном из его поздних рассказов есть фраза, почти афоризм: «Дело не в дороге, которую мы выбираем. То, что внутри нас, заставляет нас выбирать дорогу». И это в полной мере относится к судьбе писателя. В Нью-Йорк привела его писательская стезя. И, обладая особым зрением, особой житейской и художественной философией, он был обречен превратиться в бытописателя обитателей именно этого «города четырех миллионов».
Да, О. Генри мог бы стать «гением» любого «места». Но, как, говоря о Нью-Йорке, справедливо писал в свое время замечательный американский романист Джон Стейнбек: «Это уродливый город, грязный город. Его климат — скандал. Его уличное движение — безумие. Его конкуренция убийственна.
Но есть одна вещь: если вы жили в Нью-Йорке и он стал вашим домом, ни одно иное место вам не подойдет». Так и О. Генри, прожив в нем несколько лет, оказался «отравлен» и «наркотизирован» этим городом. И уже не мог жить вне его.
А теперь вернемся к «Муниципальному отчету». Рассказ этот — один из многих красноречивых примеров того, что О. Генри был не столько «гением места», сколько «гением человека». Это рассказ зрелого мастера, он стоит в одном ряду с лучшими из «нью-йоркских» историй. Перед читателем вновь трагедия человека — бедной, но гордой южанки из теннессийского Нэшвилла, терроризируемой никчемным супругом, талантливой писательницы, впитавшей культуру ушедшего Юга, но не способной противостоять беспринципному хаму. Разве ее история менее трогательна, чем история Дэлси из «Неоконченного рассказа» или история бродяги из новеллы «Фараон и хорал»? Разве ее финал утешает меньше, чем финал знаменитых «Даров волхвов» или «Дебюта Мэгги»?
«Муниципальный отчет» был написан в южном, расположенном у отрогов живописных Аллеганских гор провинциальном Эшвилле. И наверняка свою героиню, миссис Эдэр, О. Генри углядел среди обитателей этого захолустья. Тогда писатель был уже болен, и жить ему оставалось год или чуть меньше. Движимая заботой о хворающем супруге, туда на отдых его вывезла вторая жена (о ней речь еще впереди), но О. Генри выдержал там только несколько месяцев. И запросился обратно: «Я могу смотреть на эти горы сотню лет и не родить ни одной мысли. Там слишком много красивых видов и свежего воздуха. Что мне нужно, так это квартира с паровым отоплением, без вентиляции и физических упражнений».
Он лукавил, заявляя, что не может «родить» в Эшвилле «ни одной мысли». «Муниципальный отчет» и несколько других рассказов, написанных там, опровергают слова писателя. Но они подтверждают мысль Стейнбека: в ином месте, кроме Нью-Йорка, жить он уже не мог.
«Гарун аль-Рашид»
Прежде нам невольно пришлось немного забежать вперед, но теперь настала пора вернуться к тому времени и месту, где мы оставили нашего героя. Итак, место действия — «город четырех миллионов», время действия — 1906–1908 годы. О. Генри находится на вершине успеха и переживает апогей своей литературной карьеры. Он — преуспевающий профессиональный писатель. И поскольку О. Генри писал не только ради удовольствия, а зарабатывал пером на жизнь, нам не избежать разговора о деньгах.
Как известно, в любой стране, а в Америке — особенно, вопрос о том, сколько ты получаешь (сколько тебе платят), считается не очень приличным. Он воспринимается как некое сомнение в адекватности оценки способностей того, к кому обращен вопрос (не важно, со знаком «плюс» или «минус»), и в любом случае — как покушение на то, что американцами определяется емким понятием
Хотя О. Генри явно не принадлежал к числу тех литераторов, которые (как, например, Джек Лондон или другой его весьма удачливый современник и коллега P. X. Дэвис) стремились выжать из издателей по максимуму, тем не менее финансовая составляющая волновала, конечно, и его. Но это было волнение особого рода. Он никогда не прилагал целенаправленных усилий к увеличению гонораров: на протяжении почти всего нью-йоркского периода за рассказы ему платили почти всегда одинаково: те, кто его в свое время «открывал» («Энслиз», «Уорлд» и др.), по 100, реже по 150 и совсем редко — по 200 долларов за новеллу (и то в основном в последние два-три года его жизни). Впрочем, речь идет о суммах, прописанных в договорах, которые — как по срокам сдачи текстов, так и по величине их — он обычно нарушал. Поэтому об истинных величинах авторских вознаграждений О. Генри на самом деле мы можем судить лишь косвенно. Особенно когда речь идет о позднем периоде. Может быть, он и хотел, чтобы ему платили больше… Да вот ведь незадача: он постоянно находился в тисках контрактов, взятых на себя обязательств и… невыполненных обещаний. Сохранилось большое количество разнообразных писем и записок, при помощи которых в нью-йоркские годы писатель общался с редакторами и сотрудниками журналов, где публиковались его новеллы. Но ошибется тот, кто подумает, что они были заполнены суждениями о литературе. В этом смысле О. Генри мало отличался от коллег по цеху: знак доллара и просьбы о дополнительных авансах в счет будущих текстов встречаются в них куда чаще, чем названия новелл или имена их героев. Немало в них и уверений поторопиться, постараться успеть закончить обещанное (чаще всего давно оплаченное).
Как свидетельствуют исследователи творчества писателя, начиная примерно уже с 1904 года и до конца своих дней наш герой постоянно был должен какой-нибудь текст — то тому, то другому журналу, а то и нескольким одновременно[292]. И положение это год от года усугублялось.
Александр Блэк, выпускающий редактор «Санди уорлд», вспоминал, как в 1905–1907 годах каждую свою неделю, почти как правило, начинал с посылки курьера к О. Генри с требованием предоставить очередной текст или хотя бы синопсис новеллы, которая должна быть опубликована в очередном субботнем номере (необходимо было заказывать рисунок художнику — каждая новелла О. Генри обязательно сопровождалась иллюстрацией). И хотя чаще всего рассказ в последний момент всё-таки