не приходили слёзы, когда многие плакали в день смерти Сталина.
«Господи! – взорвалось у меня в душе. – Сделай так, чтобы мы не погибли! Дай мне ещё пожить, я ведь только начал…»
Уж не знаю, что сделали лётчики. По крайней мере, на крыло с ведром воды никто не выползал. Пламя стало утончаться, исчезать.
Потом подошёл один из пилотов, протянул бумажный стаканчик с водкой, прошептал:
— Спасибо, братан.
В тот раз я привёз маме пакет изюма разных сортов, курагу, необходимую для её сердца, отцу – килограмм зажаренных в соли абрикосовых косточек – закуска к пиву, а себе – несколько новых экзотических растений из горного ущелья Кандара.
Дома вместе с письмами от читателей и пациентов застал уведомление о том, что должен срочно уплатить членские взносы в Союз писателей, задолженность накопилась за несколько лет.
Пришлось наскрести денег, поехать.
Только я подошёл со своим членским билетом к бухгалтерше, как вслед появился какой–то другой писатель в сопровождении жены и сына–старшеклассника. Мельком я заметил, что женщина очень красива, кого–то напоминает…
Услышав, как бухгалтерша произнесла мою фамилию, она спросила:
— Извините, вы Файнберг? Тот самый, который лечит?
Я обернулся и понял, что она точь–в–точь похожа на полузабытую «бронзовую богиню» из дома отдыха артистов Большого театра… Только у той были белокурые волосы, обмотанные короной вокруг головы, а у этой – каштановые.
Мы обменялись несколькими ничего не значащими фразами, после чего благополучная семья отправилась обедать в ресторан.
…Если бы ты знала, Ника, сколько народа из всех краёв Советского Союза, а потом и из заграницы, побывало в этой самой комнате, где я сейчас работаю над книгой, где мы с тобой играем, рисуем, смотрим мультики по вечерам.
Тогда я стал нужен всем. И был одинок. Целительство делалось модным, доходным делом. Появлялось множество шарлатанов, просто жуликов, паразитирующих на людских несчастьях.
…Знакомый кинорежиссёр однажды привёз ко мне свою маму – немолодую, скромную женщину, у которой обнаружили злокачественную опухоль в груди. Я не знал, как подступиться к онкологическим заболеваниям. Честно сказал:
— Не могу. Не умею. Пока не поздно, соглашайтесь на операцию, которую вам предлагают. Ну, снимут грудь. В конце концов, вам она уже не нужна, сына своего вы давно выкормили.
Но нет! Они обратились к широко известной, разрекламировавшей себя на весь мир целительнице. Та взялась за большие деньги в течение десяти сеансов изничтожить опухоль. После первого же сеанса стреляющие боли от груди в подмышку исчезли, о чем с торжеством сообщил мне по телефону кинорежиссёр.
А через три недели его мать умерла! Будь вовремя сделана операция, осталась бы жить…
Кроме распространяющейся, как чума, орды «целителей», магов и колдунов, не замедлили появиться и писаки, эксплуатирующие модную тему. С ужасом увидел я и свою фамилию в двух присланных мне подобных книжонках. Меня хвалили, чуть ли не воспевали.
В лабораторию явился какой–то безликий человек, по чьему требованию каждого из нас обязали заполнить подробные анкеты для некой картотеки. С указанием домашнего адреса, телефона.
С каждым входящим в квартиру больным всё больше нависало надо мной ощущение опасности. Но и отказать никому я уже не мог. Всё больше болезней поддавалось излечению. Всё больше загадок вставало передо мной.
…Одна из бывших соучениц по Высшим режиссёрским курсам как–то пригласила меня к себе, сказала, что обратилась к Богу, что по случаю великого поста её навестит священник – настоятель одного из крупнейших московских храмов, образованнейший человек, долгое время представлявший русскую православную церковь в Ватикане.
Я решил поговорить с ним, довериться, может быть, получить ответы на мучающие вопросы.
Не будучи знатоком православных обычаев, я всё–таки был потрясён, когда, придя в гости, увидел пузатого, краснолицего попа, сидящего перед накрытым столом с водочными бутылками, колбасами, студнем. Хозяйка внесла противень с зажаренными цыплятами–табака.
— Как же так? – растерянно вопросил я. – Разве в великий пост это разрешается?
— Отныне всё постное! – провозгласил священник, с трудом приподнимаясь со стула и осеняя крестным знамением водку, цыплят и прочие закуски. – Садитесь, раб Божий Владимир, присоединяйтесь к трапезе. Слышал, у вас есть вопросы ко мне. Выкладывайте. Благословляю.
И я имел глупость открыть ему свою душу!
— Вы попали в когти дьявола, – заявил он, смачно заедая студнем очередную рюмку водки. – Болезнями Господь наказывает грешников. Посему, когда вы неизвестно какими энергиями пытаетесь лечить людей, вы боретесь против самого Бога!
— А как же обыкновенные врачи? – робко переспросил я.
— Они действуют природными средствами. Таблетками. Травами.
— А я что? Не природа? Кроме того, они ведь тоже спасают больных. Выходит, тоже борются с Богом?
Давно замечено, что люди тем безапелляционней говорят, чем меньше понимают существо дела.
— Да изыдет сатана из духа заблудшего Владимира! – провозгласил пьянеющий поп, осенил и меня крестным знаменьем.
Не прошло и года, как собственной персоной он явился ко мне, умолял вылечить от гипертонии и импотенции.
…Шестой час. А Л. Р. всё ещё не позвонила. Видимо, дело моё плохо. Не хочет огорчать.
Набираю номер лаборатории гематологического центра, зову мою милую докторшу к телефону.
— Ох, извините! Закрутилась, забыла… У вас прекрасный анализ! По всем показателям! Не сердитесь на меня, дорогой вы мой!
— Ура, иконы! Цветы! Книги! Игрушки! – в ночной рубашонке ты высоко подпрыгиваешь на моей, уже убранной тахте. – Ура, окно, снег, зеркало, папина пишущая машинка! Ура, попугайчики на кухне!
Никогда так ярко не проступало в тебе то, что называется венцом творения, образом Божьим.
— Ура, звёзды! – подсказываю я, стоя рядом с твоей одёжкою в руках.
— Ура, звёзды! – азартно подхватываешь ты. – Ура, море! Дон Донато! Крёстный дядя Женя! Крёстная тётя Соня! Бабушка Белла, которая на небе! Бабушка Ляля, которая в Германии!
— А мама?
— Конечно, ура, мама! Ура, солнышко, травка, бабочки, котята!
Марина входит в комнату, взглядывает на часы.
— А ну, котёнок, одевайся. Хватит прыгать. Опоздаю из–за тебя на работу.
Озорное сверкание глаз, бьющая ключом радость жизни – всё это, упакованное в комбинезончик, не идущую тебе шапочку с длинным помпоном, как у Буратино, уходит от меня вместе с Мариной к лифту.
И в комнате наступает тишина. Наверное, как после седьмого дня творения, когда Бог отдыхал, создав звёзды, землю, моря, цветы, котят, человека…
В том, что человек – венец творения, как атом содержит в себе сказочные возможности, мне с пугающий внезапностью напоминала жизнь.
…1977 год. Солнечное утро апреля. Я, как обычно, встал в шесть часов, закончил давно начатое стихотворение, получившиеся к моему изумлению, совсем не таким, как замышлялось – глубже,
