Между тем Библия говорит о том, что сначала смерти вообще не было. Катастрофа произошла после грехопадения первых людей — Адама и Евы.
Спустя тьму веков в Палестине, уже в наше историческое время, появился Иисус Христос. Сын Бога.
Что с ним сделали люди за его неслыханную доброту, знают почти все. Знают и о том, что после казни на кресте Он воскрес. На глазах учеников вознёсся в небо. Пообещал перед этим: воскреснут все. И будут жить в Царстве Небесном.
Я абсолютно доверяю Христу. Мало того, вижу, как современная наука — генетика, ядерная физика, биология — все стремительнее, все ближе подходит к тому, о чём говорится в Евангелии.
Так что у нас, у каждого, кто жив, пока что есть время подбить кое–какие итоги, раскаяться в некоторых поступках и мыслях…
Таковы истинные условия этой «игры».
Те, кто в гордыне своей эти условия отвергает — легкомысленные люди, дающие таким образом добровольное согласие на вечную погибель.
Мне скажут: «Ты пользуешься любым поводом, чтобы опять пропагандировать своего Христа».
Пользуюсь. Было бы по меньшей мере подлостью твёрдо знать что?то крайне важное, самое главное и не трубить об этом всем и каждому.
ФАМИЛИЯ.
С юности я был уверен, что самая красивая фамилия досталась самому красивому человеку на свете — Маяковскому. Какая?то чистая, промытая, как стекла устремлённого ввысь маяка.
Но вот однажды краем уха услышал фамилию, которая прямо?таки ошеломила меня:
Кавалеридзе!
Сразу представился в высшей степени энергичный, мужественный человек. Может быть, с саблей.
С одной стороны, очень захотелось взглянуть на него, познакомиться. С другой — а если такая щеголеватая фамилия досталась какому?нибудь зануде?
ФАНТАСТИКА.
Измышления фантастов в конечном итоге всегда ничтожны. Жалкими выглядят эти потуги перед любым явлением природы, перед космосом.
Самая простая былинка со своим цветом и запахом состоит из миллионов кружащихся по своим орбитам электронов. Если вдуматься, она фантастичнее всего, что придумал Герберт Уэллс.
Не говоря уже о таком ошеломляющем чуде, как человеческая мысль.
Я написал повесть «Приключения первого бессмертного человека на Земле». И её обозвали произведением «в стиле фэнтези».
Никакое это не «фэнтези»!
Я просто увидел, к чему приведут в будущем, может быть, через несколько десятков лет, успехи генетики.
ФЕЛЛИНИ.
Теперь кажется невероятным, что этот титан был нашим современником. Знаю людей, которые с ним приятельствовали.
Для меня он такая же стоящая над вечностью фигура, как Микеланджело. У нас дома на кассетах есть почти все фильмы Феллини. Примерно раз в год я их заново пересматриваю. И всегда открываю для себя что?то новое. Не говоря уже о чисто физиологическом наслаждении от того, как, несмотря на трагизм всех его историй, в меня как кислород вливается мощный поток жизни.
По сути дела все его фильмы глубоко религиозны. Они кричат о том, как нужны человеку сочувствие, понимание. И хоть кроха любви.
…Часто, приступая к новому произведению, я пытаюсь взглянуть на свой замысел глазами Феллини.
ФОКУСНИК.
Собственно говоря, он не фокусник, а старый больной человек, придумывающий фокусы. Его ремесло уникально, редко, но почему?то не даёт большого заработка.
Стол с разложенными на нём инструментами: дрелью, молоточками, щипчиками. Разноцветные лоскуты. Батарейки, резиновые трубочки, хрустальные призмочки, зеркальца. Проводки и пружинки. Клей. Краски.
Он подаёт мне обыкновенную бамбуковую палочку. Я верчу её в руках, не нахожу никаких отверстий, кнопок. Он молча забирает её. И вдруг из палочки вырывается фонтан разноцветных флажков, а потом на самом верху возникает резиновый попугайчик.
Естественно, мне хочется понять, каким образом все это сделано.
— Если фокус рассекретить, вам станет скучно, — говорит он и предлагает выпить чаю.
Мы переходим на кухню. Он наливает мне чай в большую китайскую чашку, угощает сухариками с изюмом. Я придвигаю чашку к себе. Пуста!
У меня хватает соображения понять, что она с двойным дном. Хозяин достаёт из буфета другую, нормальную чашку, и мы пьём чай, хотя я уже во всём ожидаю подвоха.
У мастера больное сердце, и теперь свои «фокусы» начну показывать я.
Х
ХАВИЯ.
Одиночество в рассветном море прекрасно. Не знаю, почему туристы н местная публика появляются на пляже не раньше десяти утра, когда наваливается жарища.
Я приходил в 7. Расстилал полотенце на песке, всегда сыроватом от росы, раздевался. И через минуту, одолев прибрежный накат шипучих волн, выплывал на простор Средиземного моря.
