С этой минуты почувствовал, что монах наблюдает за мной.
Я наслаждался ароматным, обжигающим кофе, запивал каждый глоток ледяным соком и думал о том, что вскоре впервые в жизни увижу Средиземное море, и о том, что оставшихся денег может не хватить на такси, чтобы хоть под утро вернуться в отель «Экспо».
Монах встретился со мной взглядом, тихо произнёс по–итальянски:
— Хутто бене. Все хорошо.
И так улыбнулся, что я вышел из бара, унося эту улыбку в сердце. Навсегда.
БАРАБАН.
Как эти барабаны называются у них в Нигерии? Там–там?
Франк сидит, зажав между коленями высокий, расписанный цветными узорами африканский барабан, колотит в него чёрными ладонями с розовыми пальцами, поёт христианские гимны.
Он давно, несколько десятилетий живёт в Москве. У него русская жена Нина, дочка Лиза.
Не знаю, какие сны ему здесь снятся. Навряд ли слоны и жирафы родины. Скорее всего, и во сне он пытается защитить лицо от напавшей на негра банды.
Он бьёт в барабан.
Ника! Мне стыдно за то, что к этому высокому, по–своему элегантному человеку без конца привязываются милиционеры, отнимают честно заработанные деньги. Я боюсь за будущее его смуглой дочери.
Барабан гулко рокочет. Говорит о том, что думает и о чём не рассказывает барабанщик.
Франк любит Россию.
…До меня и сейчас доносится грохот его барабана.
БАРАН.
Чем ближе пастухи подгоняли отару к высокой бетонной ограде, тем беспокойнее становились овцы. Они тревожно блеяли, вставали на дыбы.
Когда же перед ними распахнулись широкие ворота, отара остановилась как вкопанная.
И начала пятиться. Пастухи хлопали бичами, но никак не могли сдвинуть её с места.
И тут навстречу отаре вышел баран. Большой, холёный, с аккуратно расчёсанной шерстью. Он пристально посмотрел на овец, несколько раз призывно проблеял. И тут же все они побежали под его защиту, дружно топоча копытцами.
Ворота закрылись. Пастухи остались снаружи.
Баран, самодовольно подрагивая курдюком, вёл отару из большого двора в малый, который вдруг стал сужаться и превратился в длинный коридор под кровлей. Копыта стучали по выбитой, без единой травинки земле.
Коридор вёл растянувшуюся отару к зияющему чернотой входу куда?то, откуда пахло кровью и смертью.
Овцы замерли. Потом заметались, заблеяли, все как одна в панике полезли друг на друга, ища дороги назад. Но прочные дверцы за ними были уже заперты.
Баран обернулся. Снова пристально глянул, подал голос.
И все стадо тупо заторопилось за ним. В разделочный цех скотобойни.
Там каждую из овечек ждал сбивающий с ног удар электротока, острый крюк на цепи, вздымающий на высоту конвейерной ленты, под которой с большими ножами орудовали свежеватели в окровавленных клеёнчатых фартуках.
А баран уже стоял в своём стойле, пережёвывал сочную све- жескошенную траву.
БЕДА.
С тех пор как я впервые принял участие в похоронах, а позже прочёл серию бальзаковских романов под знаменательным названием «Человеческая комедия», я понял: в этой земной жизни все–все наши беды (а также и радости!) временны, преходящи.
Поэтому паническое отношение к любой беде в некотором, высшем смысле — комедия. Особенно если помнить об обещанной Христом после нашей смерти вечной жизни.
Уверенность в том, что так и будет, помогает достойно встретить любую беду.
«Чужую беду рукой разведу», — укорит меня кто?то, кому сейчас плохо; кое?кто наверняка сочтёт простаком, поверившим в христианские басни. Там поглядим! После ухода с этого плана бытия.
БЕДНОСТЬ.
По своему опыту знаю, она схожа с морозом. Мороз может то усиливаться, то слабеть, но гнёт его ощущаешь постоянно.
Гениальный художник Ван Гог всю жизнь прожил в жесточайшей бедности. При этом многие его картины полны солнечного тепла. Взгляни хотя бы на «Ветвь сирени» или на знаменитые «Подсолнухи».
Даже написанный в один из самых трагических моментов его жизни «Автопортрет с отрезанным ухом» — свидетельство величайшего мужества человека.
В конце концов мороз постоянной бедности убил художника, но не его запечатлённую в картинах бессмертную душу.
БЕЗДАРНОСТЬ.
Не бывает бездарных людей. Убежден, каждый может проявить себя исключительно талантливым человеком. И стать счастливым. Талант заложен в каждом. У каждого — свой.
Но сколько же вокруг бездарных политиков, проповедников, художников от слова «худо», «певцов» и «певиц»!
Все они в душе глубоко несчастны и всячески стараются это скрыть. Прежде всего от самих себя.
Как часто человек не прислушивается к голосу сердца, а из честолюбия ступает на несвойственный ему путь. Предав свой талант — дар Божий, он становится бездарным.
Подобные люди внешне улыбчивы, приторно любезны и при этом скрытны, злы и мстительны.
Каждую секунду боятся, что их разоблачат. Всплывет, что они занимают не своё место.
А их место остаётся пусто…
БЕРЕГА.
