— Это только меня вы так видите или всех женщин?
— Только вас…
— Позвольте выразить вам сочувствие. Целыми днями пребывать в одной комнате с чем-то, что вы так видите, это чудовищно! Мне вас искренне жаль! Надеюсь, вам станет легче по возможности этого не видеть! Повернем ваш стол, и с сего дня вы будете сидеть ко мне спиной!
Каролек бестактно и напропалую захохотал. Заинтригованный Януш присоединился к группе около Леся и стоял молча, сраженный оригинальностью видения женщины. Кто-то еще заглянул в комнату и вошел, предчувствуя нечто интересное. Через минуту над Лесем собралось уже семь человек. Последними присоединились главный инженер и зав мастерской.
— Что это такое? — с любопытством осведомился главный.
— Портрет Барбары, — вежливо объяснил Каролек.
Главный и зав взглянули друг на друга с ужасом. Подтверждались их самые худшие предположения.
— Прекрасно, — слегка неуверенно начал зав. — Вы прекрасно уловили… Эта характерная деформация…
— Что? — холодно прервала его Барбара. — Что ты сказал?
Зав вдруг понял, что попался. С одной стороны, опасный безумец, в руках у которого собственными глазами видел мясницкий нож, а с другой — разъяренная и непредсказуемая фурия. Сначала он хотел попросту удрать, но тут же устыдился: главному архитектору, руководителю коллектива надлежит нести все связанные с должностью тяготы. Секунду поколебавшись, он решительно повернулся к фурии.
— Мне надо с тобой поговорить. Пожалуйста, пройдем ко мне…
Они с Барбарой вышли, а главный, когда первый шок миновал, к вящему удивлению окружающих, начал вдохновенно всех убеждать: произведение Леся, дескать, просто уникально и великолепно.
Через четверть часа вся мастерская была проинструктирована: жара особенно повлияла на одного из сослуживцев. А польщенный Лесь никак не мог понять, чему приписать восхитительную, прямо-таки навязчивую общественную доброжелательность и отзывчивость. Все как один поспешно соглашались с его высказываниями, оказывали услуги, старались предупреждать малейшие его желания. Даже Януш, который до сих пор нудил его и пилил, теперь избегал, как огня, всякого упоминания о сроках интерьеров.
Настроение Леся радужно расцвело. Он вдруг почувствовал глубокую симпатию к сотрудникам, черные мысли испарились вместе с подавленностью. Веселый и счастливый он совсем забыл о страшных призраках и вспомнил о них лишь на следующий день по пути на работу.
Разумеется, он снова опоздал и снова не придумал никакой убедительной причины. Радужное настроение пошло к черту, и душа снова погрузилась во мрак и живейшее негодование на кадровичку.
Он вошел в ее комнату, подписал присутствие и помедлил. Сделать вид, что совсем забыл о книге опозданий и поскорей смыться к себе в комнату? Не успеет, сейчас Матильда пихнет ему эту мерзкую макулатуру…
Ничего подобного не произошло. Пани Матильда мрачно взглянула на него, отняла служебную ручку и, не говоря ни слова, вернулась к своим делам. Лесь забеспокоился. Уже вчера, под конец рабочего дня, он понял, что утренняя встреча с завом и главным не прошла безнаказанно, и его подозревают в помешательстве. Все бы ничего, и он вовсе не переживал, поскольку в такой ситуации было кое-что приятное. Однако, если твердокаменная кадровичка, испуганная его сумасшествием, боится рассердить его книгой опозданий, по-видимому, дела зашли далеко. И неизвестно, куда еще могут зайти… Во всяком случае, он спрашивать про эту идиотскую книгу вовсе не намерен!
— Добрый день, — поздоровался он, войдя в свою комнату и положив портфель на стол. — Вы случайно не знаете, почему Матильда не всучила мне сегодня кондуит? Или все дело в том, что я спятил?
— Отчасти, без сомнения, так, — вежливо подтвердила Пирбара. — Но основная причина в другом. Причина весьма нелестная для вас.
— Пойди сразу признайся, — добродушно предложил Януш. — Говорят, признание — смягчающее обстоятельство.
— А в чем мне признаться? — осторожно осведомился Лось. Беспокойство его возрастало.
— А вы не упрямьтесь. Не имеет смысла, и так все выяснится.
— Или лучше не признавайся открыто, Матильда такого не простит, — предостерег Каролек. — Подбрось по-тихому.
— Она все равно не простит. Старайся обходить ее стороной.
— Да, у вас жара на головке сказалась, — обиделся Лесь. — В чем дело?
— Ладно уж, не прикидывайся. Хоть перед нами не валяй дурака. Понятно, Матильда, Ипочка, Збышек, а нам-то зачем? Да что там! Признавайся, где спрятал. Или домой уволок?
— Перед сном почитываешь? — поинтересовался Каролек.
— Надеюсь, вы не сожгли ее? — забеспокоилась Барбара. — Там столько живописных подробностей!
Только немного погодя Лесь понял, о чем шла речь, новость громом громыхнула. Административный журнал самым непостижимым образом исчез, и подозрение пало на него. Его ошеломила не столько информация, но идея, наипростейшая идея, до которой он так и не додумался. И долго еще он не мог прийти в себя от огромных перемен, происшедших в жизни безо всякого с его стороны вмешательства!..
Книга опозданий исчезла, словно камень в воде. Целый день не только пани Матильда, но и все сотрудники искали сей документ без всякого эффекта, быть может, оттого, что кроме кадровички, все остальные особо не усердствовали: документ не пользовался большой симпатией подписантов, и его дематериализация вызывала всеобщую тихую радость. На подозреваемого Леся смотрели благосклонно и находили, что у него гениальная голова.
Исключение составляла пани Матильда. Лишенная всех человеческих слабостей уже с самого рождения, безупречно обязательная, педантически порядочная, поразительно точная, неумолимо пунктуальная, она пользовалась у начальства репутацией жемчужины редкостного вида. Потерю служебного документа она восприняла как удар, горе, личное оскорбление. Торопливо и судорожно перерыла все шкафы и полки, и страшное подозрение на Леся все более и более подтверждалось. Ведь он был чемпионом по опозданиям.
А Лесь светился счастьем. Все подозрения в сравнение не шли с неземным блаженством, испытанным в тот момент, когда проклятая книга исчезла из его жизни. Творческий порыв переполнил его душу. Он сел за стол и осмотрел чертежи.
— Януш, что с этим шкафом? Включаем во внутреннее оборудование?
— А ты разве его сделал? — удивился Януш, не припоминавший, чтобы Лесь за все последние дни хоть раз поработал. Встал и недоверчиво подошел к нему. — Слушай, а неплохо получилось! Когда ты успел?
— Когда я работаю, то хо-хо! — гордо ответствовал Лесь и забарабанил кулаками по выпяченной грудной клетке, демонстрируя таким манером свои творческие способности.
Януш взглянул на него со скепсисом: по его мнению, гориллы абсолютно таким же манером барабанят в грудь, а животные эти вовсе не отличаются творческими возможностями, и посему неизвестно, что, собственно, Лесь имеет в виду. От решения этой проблемы Януш отказался и вернулся к шкафу.
— Включаем, — решил он. — Дочерти еще складной стол и полки и принимайся за колористику. Остальное я закончу.
Лесь начал работать. Энтузиазм переполнял его, требовался дополнительный выход. Если бы дробил камень на дороге, верно, молчал бы, усилия же за чертежной доской оказались не слишком обременительны. А посему помог себе пением, и поплыли в пространство чувствительные шлягеры. Через полчаса Барбара, сидевшая ближе всех, не выдержала.
— Пан Лесь, а не могли бы вы прекратить этот вой? — спросила она испепеляюще вежливо.
— Барбара… — укоризненно прошептал Лесц, прерывая песнь.
Он взглянул на Барбару и вдруг вспомнил увиденные два дня назад четыре ноги, которые неизвестно как вылетели у него из головы. Воспоминание чрезвычайно забеспокоило его.
