укрытым брезентом. Поездная бригада немецкая. Со станции перед прибытием эшелона были удалены все местные рабочие и служащие. Работу по смазке букс, проверке тормозов и т. п. выполняла немецкая паровозная бригада с помощью солдат. Эшелон усиленно охраняется. Во время его стоянки в Бресте к путям и станции никого не подпускали. Установить характер груза не удалось. Эшелон убыл в тринадцать пятнадцать направлением Барановичи. Принимаю меры установлению характера груза. Михаил».
— Когда получено? — спросил я у Сени.
— Только что, товарищ майор.
Хаджи Бритаев отложил книгу.
— Будем писать в бригады, Ваня?
— Да. Садись. Пиши... Сеня, подожди. Немедленно передашь нашим.
Мы составили текст радиограмм в бригады, требуя проследить за движением брестского эшелона и опреде-
[197]
лить характер груза, и тут же продиктовали Сене текст телеграммы в Центр...
Вскоре прибыл посланец из Милевичей. Ильюк просил пожаловать в баню часикам к семи.
— Передайте, что бани сегодня не будет, — сказал я. — Впрочем, стоп! Направьте в баню людей с восточной заставы. А мы — в следующий раз...
* * *
Радисты ошиблись. Грозы в тот день не было. Немного погромыхало и обнесло стороной. Зато из Москвы мы получили весьма категоричную телеграмму. Нас обязывали немедленно установить, что находится на платформах загадочного эшелона.
А проклятый эшелон приближался к Барановичам страшно медленно: поезд двигался только в дневное время.
Напуганные диверсиями, оккупанты в ту пору вообще уже отказались от ночных перевозок, а днем, опасаясь партизанских мин, вели составы на пониженных скоростях.
Загадочный же эшелон немцы тащили по железной дороге с еще большими предосторожностями. Продержав всю ночь на одной из станций, они отправляли его дальше, только убедившись, что новый перегон одолели несколько обычных составов.
Впрочем, долгие стоянки на станциях и вынужденное безделье притупляли бдительность солдат охраны.
И пока загадочный эшелон стоял, полз, снова стоял и снова полз от станции к станции, приближаясь к Барановичам, из отдельных наблюдений разведчиков, из подслушанных разговоров, из скупых строк найденной в грязи немецкой газеты складывалось наше представление о том, что перевозят фашисты.
Первые успокаивающие сведения пришли со станций Колосово и Лесная.
Тамошние товарищи определили, что на платформах находятся не то танки, не то пушки.
Теперь следовало ждать, что сообщат разведчики из других точек и из самих Барановичей.
Информация из Бытеня поступила на следующий день. Хрищанович уточнил, что на платформах эшелона находятся не пушки, а танки. Его люди видели, как солдаты охраны перетягивали сдвинувшийся брезент, и ошибиться не могли. Танки выглядели приземистыми, у них были
[198]
длинные, крупного калибра пушки и необычно широкие гусеницы. Именно это обстоятельство единодушно отмечали наши разведчики.
Мы напряженно ожидали составы с ОВ и потому испытали некоторое облегчение.
Приняв к сведению, что эшелон задержался на ночь в Бытене, наш штаб вновь связался с разведчиками и потребовал уточнить технические данные перевозимых танков.
Как раз подоспело время связи с Москвой, и радисты Скрипника отстучали в ряду других сообщение о загадочном эшелоне.
Донесений об ОВ мы не дождались и спокойно легли спать.
Мы не знали, что нас ждет утром.
Не помню уж, кто из радистов принял эту телеграмму из Центра, но помню, что принес ее Юра Ногин.
Хаджи старательно брился, пытаясь выскрести жесткую щетину под подбородком. Зеркальце у нас было маленькое, мутноватое, и Хаджи никак не мог рассмотреть, достиг ли цели, когда в дверях появился Ногин:
— Товарищ майор, разрешите обратиться? Срочный запрос из Центра.
Я прочитал радиограмму, и пальцы непроизвольно стали застегивать распахнутый ворот гимнастерки.
— Ругают или хвалят? — спросил Хаджи, закинув голову и косясь в зеркальце.
— Танки, — сказал я.
— Что — танки?
— Прочти.
Хаджи вытер щеки полотенцем, пробежал глазами листок, и его широкие черные брови съехались к переносице.
— Понял? — спросил я.
— Не понял, — признался Хаджи. — Неужели напортачили?
— Об этом я и хотел у тебя спросить.
— Не может быть, чтоб ошибка, — огорченно сказал Хаджи. — Проверено же. Сам Гора работал!
— Мне идти, товарищ майор? — спросил Ногин.
— Да, идите. Пришлите ко мне Скрипника.
— Слушаюсь...
Хаджи быстро вытирал и складывал бритву.
— Вот черт! Надо же... Ты и сам видел — все доносили одинаково!
[199]
— Разберемся. Но уж если кто-нибудь напортачил!..
Радиограмма, принесенная Ногиным, озадачила и взвинтила нас. Центр запрашивал, убеждены ли мы, что танки, перевозимые по маршруту Брест — Барановичи, действительно имеют более широкую, чем обычно, ходовую часть и длинные пушки? Нам разъясняли, что выражения «длинные пушки» и «широкие гусеницы» практической ценности не имеют, что в донесениях следует указывать калибр орудий танков и точную ширину ходовой части, а заодно толщину брони, наличие пулеметов, а также состав экипажа. В заключение Центр требовал бросить все силы на выяснение этих данных.
Признаться, я чувствовал себя очень неуютно. Закралось подозрение: верна ли наша информация, не послали ли командованию дезориентирующее сообщение, положившись на впечатления наших людей и не уточнив данных?
Судя по последней телеграмме, Центр придал нашей информации серьезное значение. Надо полагать, что отныне не только мы, но и прочие разведывательные подразделения (такие существовали, конечно, в других районах вражеского тыла) станут искать немецкие танки с орудиями значительного калибра и особенно широкой ходовой частью.
А вдруг окажется, что таких танков нет в помине? Что они — плод воображения или досадной ошибки наших людей? Что тогда? Не принесет ли наше сообщение вреда хотя бы тем, что отвлечет разведку от наблюдения за ОВ и направит на розыск загадочных танков?
Поволновались мы все изрядно. Только новые сообщения разведчиков могли прояснить все вопросы. К счастью, ждать пришлось недолго. Дополнительная информация не только успокоила, но и обрадовала нас.
Прежде всего для гитлеровцев не прошла безнаказанно ночная остановка в Бытене.
Именно тут разведчики рассмотрели танки поближе, а потом подобрали на путях обрывок немецкой газеты со снимком танка.
