выпьем! Вы как насчёт спиртного? Не против? Ну, и хорошо! У меня коньячок есть, мы его с вами и употребим по маленькой… Вот и стопочки… Выпьем, а вы активней ешьте, активней, не стесняйтесь, а то вы исхудавший, знаете ли, совсем как мальчик.
— Да я ведь уже дед, — виновато улыбнулся гость.
— И что? Седина бобра не портит. А вы ещё тот бобёр! У вас, мой дорогой, всё ещё впереди, поверьте мне! Должно же это безумие когда-нибудь кончиться! Вот за это и выпьем!
И первым опрокинул в рот содержимое рюмочки. Потом стали закусывать, и гость время от времени повторял: «Вкусно, очень вкусно!» — «Вы ешьте, ешьте! Я передам жене, что вам понравилось!» И успокоил, когда гость поднял от тарелки внимательные глаза: «Не сейчас, конечно! Не сейчас».
— А что, Алексей Иванович, в городе есть протестные настроения, или это мне показалось? — И беглец рассказал об утреннем происшествии.
— Это молодые радикалы, только они и шевелят болото. А так всё заросло ряской! Выдохся, знаете ли, народ, выдохся…
— Вот вы упомянули о прослушке, насколько это было серьёзно? — захотелось прояснить и эту живую для него тему.
— Был такой факт. Дело-то как было? Приходит ко мне женщина, мать одной студентки, и жалуется, что дочь её задержали и в отделении милиции стали допрашивать. Да как допрашивали! Раздели догола, пальцы стаканами стали ломать… Представляете, молодую девчонку так унизить! Разумеется, делали они это не только для собственного удовольствия и куража. Был у девушки молодой человек, так вот он состоял в какой-то группировке, на него оперативники и требовали показаний… Ну, поиздевались и отпустили девушку, но мать возьми, да и пожалуйся в управление собственной безопасности. Нашла куда жаловаться! Правда, она и в прокуратуру ходила, да это один чёрт. Ну, само собой, ничего не добилась, ко мне пришла. Сидим мы, она рассказывает, я записываю… И представляете, когда дошло до описания примет милиционеров, зазвонил телефон. И некий товарищ просит: а пригласите к телефону даму, она, мол, как раз там у вас. Оказывается, этот товарищ приказал ей срочно явиться в управление. Ну, она, само собой, заторопилась, пообещала прийти на следующий день и не пришла…
— С ней что-то случилось?
— Со всеми нами случилось! Запугали её… Встретил тут как-то случайно, не обижайтесь, говорит, Алексей Иванович, но мне пригрозили, если буду дальше жаловаться, то, мол, дочку не увижу. Да больше того, попросили её написать другое заявление, а в нём выразить благодарность сотрудникам милиции. Каково? Очень она просила меня забыть об этом деле, не предавать гласности. За дочку боялась. Пришлось подчиниться. Так это и осталось безнаказанным. Да разве только это! А телефон мы так и не подключили…
Вот как! И это серьёзно. Только отключением телефона от контроля не избавиться. Остается надеяться, что до этой квартиры жучки ещё не добрались.
После чая Алексей Иванович приступил к главному вопросу.
— Чем я могу вам помочь? Вы понимаете, мои возможности ограничены. Предоставить вам кров — это, пожалуйста, здесь вы будете в безопасности. Об этой квартире практически никто не знает…
— Спасибо, Алексей Иванович! Мне действительно нужен ночлег, и только на сегодняшнюю ночь, дальше скрываться я не могу. Но прежде чем идти в прокуратуру, хотелось бы встретиться с журналистами. А ещё…
— Да, да, нужно обязательно подключить прессу! Эх, если бы можно было провести пресс- конференцию, но это нереально, — перебил его Пустошин.
Замечательно! Человек понимает важность публичности в такого рода ситуациях. Не надо долго объяснять мотивы, резоны, причины.
— Вот только журналисты поставлены в такие условия, что не позавидуешь. Надеюсь, в ваших краях есть и те, кто ещё не сдается…
— Да некоторым и условий особых не надо, рады служить кому угодно, — усмехнулся Пустошин и собрался было привести какие-то примеры, но тут же оборвал себя: да разве только журналисты прогибаются!
— А насчёт имён надо крепко подумать, это ведь как на нелегальную сходку звать.
— Это могла быть экстерриториальная площадка, какое-нибудь иностранное консульство, хорошо бы американское…
— Хотите получить политическое убежище?
— Что вы, Алексей Иванович, я могу рассчитывать только на гуманитарное укрытие. И хорошо, если предоставят его на час, на два. Этого вполне хватит. Я смог бы позвонить родным и сделать заявление для прессы. И если я попаду на территорию консульства… Насколько это реально?
— Да почему нет? Да только ближайшая штатовская дип-миссия находится в семистах километрах отсюда, во Владивостоке… А здесь только японские дипломаты, что-то вроде консульского отдела. Что, японцы не подходят?
— Во Владивостоке? — удивился беглец. — Вы знаете, в своё время я довольно детально интересовался социальным и, разумеется, экономическим положением регионов. И ещё многое помню из того, что касается промышленности, ресурсов, а вот сведения о таких структурах…
— Ну, до таких мелочей вы, я думаю, не снисходили, да и незачем было, — усмехнулся Пустошин. — Но этот пропуск легко можно было поправить, если бы не ваше положение…
— Да, теперь я знаю, что такое отсутствие обратной связи. Информационного вакуума я не чувствовал, с прессой проблем не было, но…
— Понимаю, понимаю… Особенно это непереносимо тому, кто был в центре мира, в гуще, так сказать, событий. Тогда что же, тогда надо ехать во Владивосток! — вскочил со стула Пустошин. — А что? И поедем!
— Но ведь это далеко!
— Да что вы! Для Дальнего Востока — это не расстояние. Надо, надо ехать! Это будет совсем другой уровень защиты. А что касается прессы, то у меня есть приморский друг — старый журналистский волк. Нет, нет, я не буду до поры до времени раскрывать ему всех карт…
Вот чего не ожидал беглец, так это готовности пожилого человека сходу пуститься в дорогу. И зачем? Пора заканчивать со всем этим здесь. Ему удалось оторваться, здесь обстановка вокруг его персоны не такая нервная, можно и сдаться. И, кажется, есть надёжный свидетель… А то, что предлагает Пустошин, слишком хорошо… Но что он говорит о поезде?
— …Есть ночной поезд на Владивосток, есть и утренний, — рисовал перспективы Пустошин. — И другой вариант — ехать машиной. Машина у меня есть, с этим нет вопросов. Да, рискованно! Но как-то вы эти тысячи километров преодолели ведь.
— Сам удивляюсь, не узнают, — усмехнулся гость.
— Ну да, ну да, такого знаменитого — и не узнают. Так это очень просто! Вас ведь по фотографиям, а какой вы в жизни, как двигаетесь, как говорите, мало кто знает. А тут ещё уверенность, что ваше исчезновение — это заговор, и поэтому беспризорно гулять вы никак не можете. Понимаете? Ну, так как, поезд или машина?
— Частная машина — это лучший вариант.
— Хорошо, поедем машиной, как-нибудь потихоньку доберемся. Скажите только, вы сами-то можете управлять?
— Да когда-то садился за руль.
— Но в связи с известными обстоятельствами навык, наверное, потеряли. Маленькая загвоздка в том, что машина у меня праворульная. Вы, наверное, никогда на такой и не ездили?
— Нет, не ездил, — признался гость.
— Ну, как-нибудь доберёмся. Доберемся ведь?
Но беглеца волновал не способ передвижения, а совсем другой вопрос, и он требовал определённости. И это нужно выяснить прямо сейчас, что называется, на этом берегу.
— Алексей Иванович, оказывая мне содействие… У вас как у правозащитника могут быть неприятности, — внимательно посмотрел он в глаза Пустошина. Понимает ли человек всю серьёзность ситуации? А тот усмехнулся и, как в каморке-приёмной, перегнулся через стол:
