— Полезли на горку, будем арабам пиу-пиу делать.
Он вытащил из кармана большой черный пистолет, из которого стреляют в Пурим, при чтении «Мегилат Эстер».
— Это не просто «пиу», — добавил Шимон, понижая голос. — Мне его брат из Хеврона привез. Этот «пиу» пролежал ночь в пещере патриархов, и стал волшебным.
— Как это, волшебным? — заинтересовался Шмулик и протянул руку, чтобы потрогать «пиу», но Шимон быстро отдернул ее и спрятал за спину.
— Чур, я первый!
— Хорошо, — согласился Шмулик. — Но я второй!
В одной из башенок были проделаны бойницы, совсем как в настоящей крепости, Шимон просунул в нее руку с пистолетом, навел в сторону арабской деревни, тщательно прицелился и несколько раз нажал курок, приговаривая: пиу-пиу-пиу!
Ничего не произошло, только испуганные голуби вспорхнули с крыши башенки.
— Пистоны вложи, — посоветовал Шмулик.
— Волшебному «пиу» пистоны не нужны, — ответил Шимон, продолжая нажимать курок. — Пиу-пиу- пиу-пиу!!
Пистолет негромко щелкал, голуби сердито ухали на соседней башенке.
— Теперь я, — сказал Шмулик, протягивая руку.
— Сейчас, сейчас, — Шимон нажимал курок еще и еще.
— Давай, давай уже.
Шимон с явным сожалением вытащил руку из бойницы и протянул пистолет Шмулику.
— На, только целься хорошенько.
Шмулик целился изо всех сил, от волнения высунув язык и поворачивая его вместе со стволом. Совместив мушку с большим домом в арабской деревне, он нажал курок.
— Пиу!
Спустя секунду над домом поднялся султан черного дыма и вибрирующий раскат взрыва прокатился через башенку.
— Получилось! — Шимон от восторга подпрыгнул. — Я же говорил, что он волшебный!
— Дети, дети! — раздался внизу голос Ханы. — Немедленно спускайтесь.
Пока они сбегали по ступенькам, над их головами с тяжелым клекотом пронесся вертолет. Хана снова построила всех гуськом и быстрым шагом направилась к зданию садика. Усадив всю группу в зале, она раздала картинки с буквами и назначила Шмулика старшим.
— Каждый должен прочесть букву на картинке и назвать трех зверей, которые начинаются на эту букву. Если будете себя хорошо вести, я отведу вас играть в подвал.
— Вау! — дружно завопила группа. Самые лучшие игры хранились в подвальной комнате, а каждое посещение начиналось и заканчивалось шоколадкой.
Хана принялась что-то выяснять по телефону, а Шмулик, преисполненный ответственности, изо всех сил следил за порядком. Но, наверное, они все-таки немножко шумели, потому, что Хана, вернувшись, не повела их в подвал.
Конечно, Шмулик прекрасно знал, почему всех так срочно увели с площадки для игр. У них в доме тоже был подвал, и каждый раз, когда арабы из соседней деревни делали «пиу-пиу» по их поселению, мама вместе со Шмуликом спускались вниз, а папа брал свое ружье и уходил из дому. Наверное, Хана испугалась, что жильцы разрушенного Шмуликом дома обозлятся и начнут отвечать.
— Завтра опять постреляем, — пообещал Шимон, когда мама забирала его домой.
Следующего дня Шмулик ждал с нетерпением и даже не плакал перед сном. Закрыв глаза, он представлял арабскую деревню и, перебирая дома, никак не мог остановиться на лучшей цели.
Но «пиу» у Шимона не оказалось.
— Отец забрал, — пояснил Шимон. — Он сказал, что такое серьезное оружие нельзя давать детям.
Шмулик подумал немного и согласился.
Через два дня наступила Ханука, садик закрыли на каникулы, и у Шмулика началась интересная жизнь. Каждый утро бабушка отводила его к одному из детей группы, а забирала только вечером, после зажжения праздничных свечей. Без строгой воспитательницы Ханы день пролетал незаметно, переполненный играми, мультиками и нескончаемым поеданием сладких ханукальных пончиков.
Грустно становилось только вечером, когда вместо папы сказку читала бабушка, и она же целовала, вместо мамы. Перед тем, как заснуть, Шмулик тихонько плакал, слезы приносили облегчение, он засовывал в рот большой палец и, причмокивая, засыпал.
На восьмой день Хануки бабушка забрала его пораньше, дома их ожидал стол, покрытый белой скатертью, большое блюдо пончиков и менора с огромными свечками.
— Сегодня день рождения мамы, — сказала бабушка, — и мы должны его отметить.
Шмулик сразу вспомнил, что на восьмую свечку к ним всегда съезжалось много гостей, было шумно, взрослые пели песни, смеялись, дарили ему игрушки и шоколадные монеты, очень походившие на настоящие золотые динары.
Свечи горели долго-долго, бабушка читала вслух книжку о подвигах Маккавеев, и Шмулик незаметно для себя самого заснул.
Проснулся он в своей постели. Дверь в салон была открыта, и он мог видеть, как догорали свечи. Папа и мама сидели на стульях возле его кроватки. Шмулик хотел вскочить и обнять маму, но от сна его тело словно застыло и перестало слушаться.
Тогда он заплакал, навзрыд, захлебываясь. Обычно, когда он так плакал, мама брала его на руки, и прижимая к себе, начинала чуть-чуть раскачиваться, словно баюкая. Он думал, что и сейчас она поступит так же, но мама не двигалась, только смотрела на него, улыбаясь.
— Мама, мамочка, — голос тоже не повиновался Шмулику, и он еле слышно шептал, пробиваясь сквозь рыдания. — Я уже не хочу собачку, возвращайся, возвращайся скорее.
— Мы не можем вернуться, сынок, — сказал папа, едва заметно шевеля губами. — Мы подождем, когда ты придешь к нам.
— Тогда я разбужу бабушку, — предложил Шмулик, — и мы с самого утра поедем.
— Это невозможно, — покачала головой мама. — Ты попадешь сюда, когда придет время. Но это случится еще нескоро.
— А когда, когда же это случится?
— Через много, много лет.
«Шимон не врал, — вдруг понял Шмулик, — это бабушка и Хана обманывают меня».
— Арабы вам сделали пиу-пиу, да, папа? — произнес он, обращаясь к отцу.
— Да, сынок.
— Тогда я возьму у Шимона волшебный пистолет и сделаю пиу-пиу всем арабам! Я буду стрелять целый день, пока ни одного не останется, ни одного, ни одного, ни одного…
Он снова заплакал. У него заболело что-то внутри, слева, впервые в жизни, словно кто-то вонзил туда иголку и медленно поворачивал, надавливая сильнее и сильнее.
Из салона донесся треск, свечи догорали и гасли, одна за другой, точно повинуясь приказу и в их меркнущем, плывущем свете, фигуры родителей таяли и оплывали, подобно свечам.
— Не надо ни в кого стрелять, — сказал папа. — Видишь, на столе книгу?
— Вижу, — ответил Шмулик, переводя взгляд на толстенный том в черном, тисненом золотом переплете. Мама всегда листала его в субботу, пока папа молился в синагоге.
— Учи эту книгу. Вместо пиу-пиу.
— Но я же не умею читать!
— Научись, — предложила мама. — Завтра с утра попроси бабушку. Обещай мне.
— Обещаю, — прошептал Шмулик. — Завтра попрошу. С самого утра, обещаю, завтра, с самого утра…
