не было целых три месяца. Аринка у Аллочки родилась 22 апреля, а в мае, сразу после праздников, мама рванула во Владивосток. В другом каком?нибудь случае папа, возможно, возразил бы против такой дальней и трудной поездки: а ну?ка через всю страну! Но что поделаешь, если две дочки рожают с разницей в месяц: Женя – здесь, в Краснодаре, Алла – там, на Дальнем Востоке. Тут нас много, а Алла с Серёжей там одни.
Жить без мамы за эти три месяца папа устал, у него даже случился микроинсульт, и он недели две лежал в больнице, о чём мы, посовещавшись, решили маме не сообщать. И вот уже лето кончается, середина августа, и мама наконец возвращается. Всё то время, пока она едет в поезде, мы ждём и считаем сначала дни, потом часы.
Странное это все?таки состояние – встречать, всегда почему?то волнуешься. В детстве я думала, что на вокзале вообще полагается плакать, когда встречаешь или провожаешь родных, потому что бабушка и мама всегда плакали, встречая и провожая мамину сестру тётю Инну, которая всю жизнь переезжала со своим мужем–железнодорожником из города в город. Глядя на них, я тоже старалась заплакать, но у меня не получалось, при встрече я прыгала от радости, а при расставании лишь делала печальные глаза и сильно вздыхала. (Много лет спустя, когда уже не стало ни мамы, ни тёти, я встречала на вокзале её дочку, нашу двоюродную сестру Ирочку с сыном Тимуром, они вышли из вагона, я увидела их и… слезы сами собой полились у меня из глаз).
Мамин вагон — номер ещё неделю назад сообщён телеграммой — остановился, конечно, не там, где мы примерно высчитали, приходится немного пробежать назад. В проёме вагонной двери появляются пассажиры – дядьки и тётки в спортивных штанах, с помятыми лицами. Они выставляют вперёд себя чемоданы и сумки, чтобы передать с рук на руки встречающим. Мамы пока не видно. И вдруг какой?то мужчина подхватывает под мышки маленького мальчика и подаёт его стоящему в напряжённом ожидании прямо у вагона нашему папе. Папа не реагирует, даже пытается посторониться, а я говорю этому мужчине:
— Это не наш.
— Ваш, ваш! – загадочно улыбается мужчина. – Берите.
Папа берет мальчика (что ему, трудно, что ли?) и ставит его на асфальт перрона, глазами продолжая выискивать среди теснящихся в тамбуре пассажиров маму. И вот она, наконец, выплывает, и кто?то подаёт её вещи, кого?то она на ходу благодарит, с кем?то прощается. В общем, мама в своём репертуаре — за неделю пути со всем вагоном перезнакомилась и подружилась. Сойдя на перрон, она первым делом берет за руку этого мальчика и так, держа его крепко, чтоб никуда не делся в толчее, по очереди всех нас целует.
— Мама! Чей это мальчик? – спрашиваем мы с Неллей.
— Наш, — говорит мама. – Наш. Сашенька. Я вам потом всё объясню. Вы на машине? Ну, поехали.
В машине мальчик Саша сидит у меня на руках, смотрит с интересом в окно и про всё, что видит, спрашивает: «А это что? А это что такое?». Поговорить с мамой толком не получается, тем более, что она и не настроена с первых минут все нам рассказывать.
— Вы лучше скажите, как вы тут без меня были?
— Ничего хорошего, — говорит папа. – Я в больнице лежал.
— Как в больнице? – пугается мама.
— У него микроинсульт был.
— Ещё чего не хватало! А почему вы мне не сообщили? Между прочим, я как чувствовала…
— А что сообщать? – говорит папа. – Пока бы ты доехала, я бы уже подох.
— Папа! – хором восклицаем мы с Неллей.
— Па–па! – радостно повторяет мальчик Саша, смотрит на нашего папу и хочет дотянуться до него ручкой.
— Хороший пацанёнок, — говорит папа. — Так где ты его взяла?
— Потом, потом, дома… — улыбается мама, довольная интригой.
А дома суета, разборка чемоданов, разглядывание фотографий маленькой Аринки (вылитая Котя в детстве), инспекция холодильника: ты его хоть раз размораживал? Я ж в больнице лежал! Ах, да! Саша хочет в туалет, покажите ребёнку, где у нас туалет. А что мы будем кушать, есть, что кушать, или надо готовить? Я тут рыбы привезла, икры, понюхайте кто?нибудь, не задохнулась она в дороге? Мам, ты что, мы ещё вчера все приготовили, вы пока перекусите, а мы поехали на работу, а вечером придём, тогда уже посидим, поговорим, все расскажешь, ладно? Да, икра немного того…
И вот уже вечер, и мы сидим за столом – человек одиннадцать, не считая Родиона в коляске, исключительно все свои – мама, папа, сестры, зятья, дети и этот мальчик, Саша. Сияет от счастья, ко всем льнёт, всех любит, нас называет мамами, а маму – бабушкой Раей. На вид ему годика четыре. Он худенький, бледный, личико нежное, как у девочки, ясные голубые глазки и мягкие светлые волосики. Прямо ангелочек. Пока дети за столом, мама ничего такого не рассказывает. Наконец, поели, Саша – хорошо, наши – кое?как, выпроваживаем их в другую комнату, разрешаем взять всё, что они хотят, лишь бы не мешали поговорить.
— Смотрите, мальчика не обижайте, вы уже большие, а он ещё маленький!
Антошке и Алёшке в тот год по десять лет.
Наконец, по слову, по словечку вытягиваем из мамы «всю правду». История та ещё.
Приехала, значит, наша мама во Владивосток, живёт у Аллочки, нянчит новорождённую внучку. Днём вывозит её в коляске во двор и гуляет. А во дворе всё время бегает маленький мальчик; по одёжке, по грязной мордашке видно, что мальчик неухоженный и сам себе предоставленный. Как?то он с первых дней к нашей маме прилепился и стал рядом с ней ходить и гулять. Мальчик оказался смышлёный, разговорчивый. Наша мама его спрашивает:
— А ты, Сашенька, почему всё время на улице, почему домой не идёшь?
— А мне мама сказала, чтобы я гулял.
— А что мама делает?
— Спит.
Ну, спит и спит, мало ли чего, может, болеет.
На другой день то же самое – «мама спит», и на третий.
— Сашенька, а папа где твой?
— А папа Коля в тюрьме, а папа Витя повесился.
От таких слов, спокойно произнесённых четырёхлетним ребёнком, мама наша так и села на лавочку.
— А мама что… спит?
— Ага. Сначала с другим дядей, а потом с другим.
Мама потащила мальчика к себе домой.
— Аллочка, ты представляешь…
— Да я знаю, — сказала Котя. – Это Таньки с первого этажа мальчик, у неё там такое творится, толпами ходят. Мама, зачем ты его сюда привела, может, он больной, не хватало ещё Аринку заразить.
— Он до Аринки не дотрагивался, — обиделась мама и повела мальчика Сашу сначала в ванную – умывать, потом на кухню – кормить.
С этого дня Саша неотступно следовал везде за нашей мамой. Он ждал её во дворе на скамейке, и только она появлялась, бежал навстречу, сообщая:
— Бабушка Рая! А я ещё сегодня не кушал! А ваша Аринка кушала?
Мама выносила ему булочку с маслом или пирожок, или бутерброд с колбасой, садилась на скамейку и ждала, пока он съест, потом они шли гулять. Саша шёл рядом с коляской и держался за неё одной рукой.
Однажды мама решила поговорить с этой Танькой. Она позвонила в её дверь на первом этаже и долго ждала, пока откроют. Выглянул мужик в майке и трико, заспанный, посмотрел пустыми глазами и, ни о чём не спросив, ушёл в комнату, оставил дверь открытой. Мама собралась с духом и вошла. Мужик уже лежал на полу, на матрасе, лицом вниз, кроме этого матраса, в комнате был ещё диван, и на нём спала, обнявшись, какая?то парочка. Под окном, вдоль батареи, стояли и лежали пустые бутылки. Сама Танька,
