— Ишь, как орет, — усмехнулся парень.
— Эсерка, видать, — подала голос Светлана.
Хм, давно на меня не покушались. И снова эсеры.
— Куда её?
— К нам в РОСТА. Там есть телефон и охрана.
Здание нашей конторы охраняли чекисты. В основном, от каких-нибудь уголовников.
Мы звякнули в ЧК, сдали туда девицу.
— Тебя как зовут? — Спросил я красноармейца.
— Ефрем Селиванов.
— А нас ты знаешь. Пойдем, чайку попьем. А можем по такому случаю и что покрепче.
— Чаю — это со всем удовольствием. А вот вина не пью.
— Из старообрядцев? — Спросила Светлана.
— Нет, я партийный. Но у меня батька от вина сгорел. Мы и остались у матери — пятеро мал мала меньше. Сами понимаете. Так что я зарекся.
В моем кабинете я разглядел, что форма на Ефреме новенькая.
Надо сказать, что мы совместными усилиями провалили знаменитую красноармейскую форму. В моём времени был распространен неведомо откуда взявшийся миф, что буденовская форма — это новая форма русской гвардии, которую нашли на складах. Как, никто не мог по этому поводу привести ни одного документа. Все ссылались на некие сайты, где ссылались на другие сайты… В общем, «все знают». На самом-то деле, я все документы по этому поводу видел — форма была разработана при Советской власти. Только вот от большого ума большевики привлекли к этому художников-романтиков Бориса Кустодиева и Виктора Васнецова. Вот они и создали стилизацию под дворянский костюм XVI–XVII веков,[109] годный, скорее, для оперной постановки, нежели для войны ХХ века.
В этой истории идея введения формы появилась позже — в июле 1918 года.[110]
Концепция новой формы широко обсуждалась — и мы смогли преодолеть один из главных тезизов — она типа должна «отличаться от старой». Тем более в этой истории генералам и офицерам было больше голоса. Они тоже сказали — а на фига?
Тем более, что на складах было полно старой формы. А с экономикой в стране было плохо.
Так что в итоге форма была примерно образца 1935 года. Только вместо «богатырки», она же «фрнузевка», она же буденовка мы пробили берет, а в виде зимнего головного убора — ушанку.[111]
Опять же — упирая на экономию. Береты и ушанки шить проще. Да и вот вам и отличие от старой формы. В это время береты носили только французские и итальянские горные стрелки. А ушанки вообще нигде, кроме России, не носят.
— Ефрем, если ты командир роты, почему на тебе кубиков нет?
— Так на днях обещали выдать. Дело-то обстоит как? Командир должен сам договариваться, как все обеспечить. Вот наш комполка и бегает.
Да, уже лично я пробил идею знаков различия. Они вообще-то появились сами собой — жизнь заставила. Но в каждой части извращались на свой манер. Тут меня послушали. Благо я ввел звезду, серп и молот, да и партийные значки пользовались огромной популярностью. К тому же многие элитные части, вслед за нашим бронепоездом, стали вводить себе собственную символику. Так что ко мне в этом случае прислушивались.
Разумеется, ни о каких погонах речь идти не могла. Их не приняли бы, даже если к этому призвал бы лично Ленин. Выдумывать я ничего не стал. Просто предложил петлицы, которые у нас были до 1939 года. То есть у генералов — ромбики, а не звезды.
Но только вот ввиду слабой промышленной базы, у каждого командира полка или дивизии должна была болеть голова — где всё это достать или изготовить.
Вскоре позвонили из ЧК. Девушка особо не запиралась. Она была слегка чеканутая. Ну, из тех, кого можно зарядить темой и двинуть на что угодно. А на горизонте снова виднелся Савинков. Нет, в Россию, он не приехал, действовали его люди.
— Нежели он тебя так возненавидел?
— Вряд ли. Как говорят в Америке, «ничего личного, просто бизнес». А я — очень хорошая фигура с их точки зрения. Глава пропагандисткой машины. Всё в духе эсеров. Они наносят удар не по реальному врагу, а по символу.
— Но с Савинковым придется разбираться.
— Есть кое-какая идея…
А приключения продолжались. Ко мне обратилась секретарша. А как же — большой начальник и без секретавши.
— Сергей Алексеевич, с вами хочет поговорить журналист «Чикаго трибьюн» Стенли Ворд.
— Что ему надо? Если интервью — пусть идет к черту.
Он для вас передал визитку.
Я просмотрел карточку. С лицевой стороны обычная визитка представителя масс-медиа. А вот с обратной была надпись на английском: «Стели Ворд приветствует Макса Полански. Есть конфиденциальный разговор, который может оказаться взаимовыгодным».
Кто такой Макс Полански я не знал. Однако догадался, что это одно из имен моего реципиента. А журналист наверняка в штатском.
— Хорошо. Зовите.
В кабинет вошел просто типичный американец. Точно — журналист в штатском. С такой открытой улыбкой, что сразу захотелось проверить — на месте ли бумажник. Он заговорил на хорошем русском языке.
— Добрый день, товарищ Коньков. Очень рад познакомиться, так сказать, очно, с таким человеком.
Я кивнул ему, чтобы садился.
— Неужели в САСШ я так известен?
— Ваша нынешняя деятельность не нашла пока особого признания, но прошлая… В Джорджии до сих пор помнят, как вы застрелили двух агентов Пинекертона. Нет, я понимаю — они тоже парни не подарок, тоже любят пострелять — и бой был честный. Многие вам восхищаются. Журналисты назвали вас последним ганфайтером.
Так, если этот тип не врет, а врать ему нет смысла, то в Америку в этой жизни мне путь заказан. Ну и черт с ней. Только вот что ему надо? Шантажировать? Так он должен знать, что с РСФСР как с Дона — выдачи нет.
— Так что вы хотите? Если вам нужен автограф — то я могу его дать.
— Ладно, я американец, и вы в какой-то мере тоже. Поговорим как деловые люди. Мне вы интересны как член правительства.
— Я не член правительства. Я член ЦК. Это совсем не одно и то же. Но вы имеете влияние. Причем, как заметили люди, которых я представляю, вы примыкаете к группе, чья позиция дает возможность договориться.
— Что это за люди? О чем договариваться?
— Очень влиятельные люди. Вы не хуже меня знаете, что в САСШ не всегда решают те, кто сидит на Капитолийском холме. Так вот. Коммунисты хотят построить коммунизм во всем мире. Мы не хотим, чтобы в Америке был коммунизм. Но вы и ваши друзья не желаете это делать прямо сейчас. Значит, временно у нас есть возможность действовать ко взаимной выгоде.
И тут до меня дошло.
— Дальний Восток?
— Именно. Насколько я знаю, у кого-то из вашей партии есть план создания буферной республики на Дальнем Востоке.
Так, про план ДВР они знают. Отлично!
