«Ах, милый мой! Господь с тобой! Все годы я томлюсь тоской, с тобой все годы мысль моя, сейчас молилась за тебя!» «Молиться — зря! Вставай, пойдем, пойдем со мной моим путем; дорогой мне известною — пришел я за невестою». «О боже! Странен голос твой! Куда ж итти ночной порой? Бушует ветер, долог путь, тебе не лучше ль отдохнуть?» «Мне день, что ночь и ночь, как день, при свете застит очи тень; скорей чем крикнуть петухам с тобой венчаться надо нам. Не медли, встань, идем со мной, ты нынче станешь мне женой». Был час глухой, полночный час, чуть месяца светился глаз, в деревне спал и стар и мал, лишь ветер глухо бушевал. А он пред нею скок да скок, она за ним, не чуя ног. Собаки, взвыв, залаяли, лишь этих двух почуяли: и выли, выли без конца, как будто чуя мертвеца. «Полночный час уже пробил, выходят тени из могил; коль их заметишь пред собой — не побоишься, светик мой?» «Чего ж бояться? Ты — живой и очи божьи надо мной. Поведай лучше мне в ответ, отец здоров ли твой, иль нет? Скажи, твои отец и мать готовы ль в дом меня принять?» «Ты слишком много хочешь знать! Спеши и — сможешь увидать. Скорей, скорее, час не ждет, а путь далекий нас ведет. — Что ж правой держишь ты рукой?» «Несу молитвенник святой». «Оставь его! Молитвы те — как тяжесть камня на хребте. Забрось его! Ведь нам итти без ноши легче на пути». Он требник бросил под откос, и стал их шаг по десять верст. И путь пошел их по камням, по диким скалам и лесам; в теснинах тех меж скалами шакалы зубы скалили; и филин дико хохотал, как бы несчастье предвещал. А он пред ней все скок да скок, она ж за ним, не чуя ног. По гребням скал, по терниям ступают ноги белые; и острия в багряный цвет кровавят ног девичьих след. «Полночный час уже пробил, выходят тени из могил; коль их заметишь пред собой — не побоишься, светик мой?» «Чего ж бояться? Ты — живой и власть господня надо мной.
